Любовь не игрушка
Шрифт:
— Изображаю из себя идиота, — усмехнулся Мартин. — По крайней мере, так утверждает Якоб. Я подумал, славно было бы разбить здесь цветник. Якоб же считает, что я с валуном не справлюсь, сколько бы ни старался. — Он нагнулся, захватил горсть земли и просеял ее сквозь пальцы. — Может, старик и прав, но черт меня дери, если я сдамся без боя. — Чтобы Мартин Фагерст сдался без боя? Не может того быть! Разве ее, Глэдис, собственный пример не наглядное тому подтверждение? — подумала она. — Кроме того, за последнее время я изрядно обленился. Слишком много деловых ланчей. — Мартин фыркнул. — На Стервике сбросить пару фунтов не проблема.
— Ты
Мартин рассмеялся.
— Не совсем. А ну-ка, — он отобрал у жены сандалии и опустился перед нею на колени, — дай помогу.
— Нет, — отпрянула Глэдис. — Я сама справлюсь…
Но Мартин уже оторвал от земли ее ножку, обхватил точеную ступню длинными загорелыми пальцами. И сердце ее снова затрепетало, глупо и без повода.
— Мартин, право же! Я не инвалид. Я просто…
— … Беременна, — тихо докончил Фагерст, поднимаясь. Он встретился с женой взглядом и ласково положил ладонь на ее живот. — И это мой ребенок. Пошли, — протянул он руку.
— Ох, нет, я не хотела тебя отвлекать. Ты занят…
— Валун и я враждуем с незапамятных времен. Так и быть, на сегодня мы заключим перемирие. — Мартин рассмеялся и потянулся к руке Глэдис. — Пойдем со мной. Это ведь теперь и твой остров тоже. Дай я покажу его тебе.
Нет, это не ее остров, и никогда им не будет! Но Мартин уже завладел ее ладонью, и потом, почему бы не совершить экскурсию?
— Пошли, — согласилась она и побрела рядом.
Мартин показал ей все, и видно было, что он страшно гордится островом. Старые амбары и пастбища, и белые пятнышки в долине — Мартин уверял, что это овцы, — и даже пушистые цыплята, что с писком вылетали из-под ног, — все это было для него важно и дорого. Наемные работники об этом знали и бесконечно уважали хозяина. Глэдис прочла это на их лицах.
Наконец, они сошли вниз по пологому склону к небольшой рощице. Морские ветры придали деревьям необычную форму.
— Это сердце Стервика, — тихо проговорил Фагерст.
— Липы? Ты сам их посадил?
— Нет, — улыбнулся Мартин. — Деревьям уже много лет. Я только забочусь о них, хотя, должен признать, для того чтобы восстановить рощу, потребовались годы. Пока я не откупил эти земли, здесь царило настоящее запустение.
— Так это не фамильная усадьба?
— Ты полагаешь, я унаследовал и дом и остров? — Мартин рассмеялся, словно услышал удачную шутку. — Честное слово, нет. — В следующую секунду губы его дрогнули, он засунул руки в карманы, но глаз не отвел. — От родителей ко мне перешло только имя, да и то сомнительное. Я ведь сейчас ношу не свою фамилию.
— Прости, — смутилась Глэдис. — Я не хотела лезть не в свое дело.
— Не надо извиняться. Ты имеешь право знать обо мне все. — Мой отец был моряком. Мать забеременела, и он женился на ней только потому, что она угрожала заявить в полицию и наплести про изнасилование. Он ушел из дома, как только я родился.
— Бедная женщина!
— Прибереги жалость для более достойного! — Мартин зашагал вперед, и Глэдис чуть ли не побежала рядом, стараясь не отстать. Низкая каменная стена обозначила край утеса, бурой полосой выделяясь на фоне моря. — Сомневаюсь, что все произошло именно так, как она описывала… Она была проституткой в приморской таверне. — Голос Мартина звучал холодно и безразлично. Прислонившись к стене, он сосредоточенно глядел на воду. — Она сама проболталась, когда надралась в стельку.
— Ох, Мартин, мне так жаль…
— Почему? Такова жизнь, и я рассказываю об этом не затем, чтобы меня пожалели. Просто ты должна знать о муже все, даже самое худшее.
— И самое лучшее тоже! — Глэдис глубоко вздохнула и нашла в себе силы облечь в слова сокровенную мысль: — Твое решение насчет ребенка… нашего ребенка… Не всякий бы так поступил!
— Однако тебе оно не пришлось по душе.
— Я не очень люблю, когда решают за меня.
Мартин улыбнулся краем губ.
— По-твоему, я тиран и деспот?
Глэдис рассмеялась.
— И почему мне кажется, что я не первая, кто пришел к этому сногсшибательному выводу?
— А, понимаю. Ты и Якоб объедините усилия, чтобы научить меня смирению!
— Тебя? Смирению? — Глэдис возвела глаза к небу. — Может, старик и чародей, да вот только я колдовать не умею. А кстати, кто он такой? У меня такое ощущение, что Якоб не просто наемный слуга.
Мартин улыбнулся.
— Как назвать человека, который спас не только твою жизнь, но и душу? — Он поймал прядь золотисто-каштановых волос и рассеянно принялся наматывать ее на палец. — Якоб подобрал меня на стокгольмской улице. Мне было десять, и я уже два года перебивался самостоятельно.
— Но что сталось с твоей матерью?
Фагерст как бы беззаботно пожал плечами.
— Однажды утром я проснулся, а ее нет. Она оставила мне записку и немного денег… Пустяки. Я уже давно жил своим умом.
— Что? — тихо переспросила Глэдис, представляя, каково это для восьмилетнего малыша — открыть по утру глаза и узнать, что он один в целом свете!
— О, это несложно! Я был ловким пройдохой. На рынке всегда можно свистнуть горстку фруктов или пару картофелин, а смышленому парнишке ничего не стоит выманить у туристов монету-другую. — Мартин поморщился. — К десяти годам я стал опытным карманником. Но в один прекрасный день в мою жизнь вошел Якоб.
— Ты попытался его обворовать, а он поймал тебя с поличным?
Мартин кивнул.
— Уже тогда он казался не моложе Ноя, но хватка у него была железная. Якоб предложил мне выбор: либо он сдает меня в полицию, либо я иду с ним. Я пошел с ним.
— Но ведь у тебя была сестра… Алек — твой племянник, верно?
— Да, его мать и я именно так и воспринимали друг друга. Мы росли как брат и сестра, но, по чести говоря, мы не в родстве. Видишь ли, Якоб привез меня сюда, на Стервик, где он жил. Когда мне исполнилось четырнадцать, на остров приехала молодая супружеская пара — американцы шведского происхождения по фамилии Фагерст. И Якоб вбил себе в голову, что я непременно должен получить образование, а поскольку я немного освоил английский в Стокгольме, обхаживая туристов, он убедил американцев взять меня в Штаты.
— И они согласились?
— Они были добрые люди, а Якоб сыграл на их патриотизме. Они увезли меня к себе домой в Лос-Анджелес и отдали в школу. Я прилежно учился, получил стипендию, окончил университет. — Мартин пожал плечами. — Словом, повезло. Ну вот, у этой пары долго не было детей, потом вдруг родился Александр. Мне тогда исполнилось уже двадцать. Так что я к нему относился как к племяннику. Спустя несколько лет Фагерсты погибли в автокатастрофе. Я к тому времени уже кое-что из себя представлял, и мне разрешили оформить опекунство над Алеком. И вот я думаю, если бы Якоб оставил меня на улице, я не ворвался бы в твою жизнь и не разрушил ее…