Любовь по контракту
Шрифт:
— Помогу, но через время вернусь…
И вновь смена декораций. Узкая пустынная улочка, маленькие неприметные дома и сидящий мальчик на каменной кладке. Это казалось все таким настоящим, что мне привиделось, будто бы я ощутила сырую осеннюю погоду. Капли дождя попали на лицо, раздавшийся гром заложил уши.
Удивленно провела по щеке, но она оказалась сухой. Поддавшись вперед, посмотрела вниз. Рядом с мальчиком появилась женщина в лохмотьях. Тучный мужчина грубо вытолкнул ее из теплого помещения на мокрую дорогу.
— Дэва, ты еще здесь?!
– из-за двери выглянуло круглое недовольное лицо.
– Пшла отсюда и мальчишку забирай!
А ведь тот мужчина так похож на одного из юношей попавших в аварию в прошлой сцене. Только намного старше и полнее. Поразительно, как его загримировали!
— Но… — женщина затравлено взглянула на него, — Генри, это же твой сын!
— И что? Я не дам тебе ни гроша! Надо было думать раньше!
— Прошу, клянусь, сделаю все что угодно.
Она прижала к себе мальчика и заплакала. Начался сильный дождь, но мужчина оставался равнодушным. Отец мальчика громко хлопнул дверью.
— Правда все?
– знакомый голос и опускается занавесь. Я сижу не в силах, что-либо сказать. На глазах слезы. Сердце щемит. Кажется, будто бы все происходит на самом деле, и ты забываешь о том, что находишься в театре. Словно читаешь книгу и переживаешь все сам…
— Антракт, — напомнил Виктор, мягко касаясь моей прохладной руки.
– Ты замерзла?
Мне на плечи лег теплый согретый пиджак.
— Спасибо, — я улыбнулась и призналась.
– Необычный спектакль. Аж обидно, что антракт. Так захватывает… не могу объяснить, но…
— И не надо. Я понимаю, о чем ты. Словно они проживают то, что играют. Их любой спектакль навсегда остается в памяти.
— Ты не впервые их видишь?
— Эти сцены впервые. Я видел другой их спектакль.
— А сюжет?
– я обернулась к преподавателю.
– Они сами его пишут или берут уже готовые?
— И да, и нет, — уклончиво ответил мужчина.
– Их все сюжеты настоящие. Прожитые людьми на самом деле. А верить или нет, дело каждого. Но их спектакли всегда проникают в душу.
Раздался звонок и вновь потух свет, поднялась занавесь. На сцене множество полок с разными баночками и травами. Витрины заполнены коробочками. Около столика стоит та самая женщина и убирает грязь.
Со звоном колокольчика открылась дверь, и вошел пожилой мужчина. Оглядевшись, он подошел прямо к женщине и попросил что-нибудь для крепкого сна.
— Хозяин вышел, простите, но я не имею права вам ничего продать.
— Как?
– дедок расстроился.
– Я не сплю уже третью ночь. Мне очень нужны какие-нибудь лекарства.
— Я всего лишь тут убираю, — призналась женщина. Злить Генри ей не хотелось. Но старик стал упрашивать отпустить ему настой боярышника. И как не пыталась объяснить ему Дэва, что не может ничего продать, он не слышал.
— Мама?
– из другой двери вышел тот мальчик, только уже значительно подросший. И это так меня удивило. Вновь грим? Но это точно тот самый ребенок. Но там ему три-четыре, а тут уже лет восемь-девять! Это же надо было подобрать таких схожих актеров.
— Элиот, я же просила не выходить!
— Но ведь…
— Элиот!
Ничего не говоря, мальчик послушно вернулся в комнату. Женщина же попыталась проводить старичка, но он посмотрел на нее таким печальным и просящим взглядом, что ей не по себе стало.
— Хорошо, — сдалась Дэва и достала из нижних полочек баночку с настоем.
– Держите.
— О, спасибо, — обрадовался дед и радостно достал из мешочка медные монеты.
— Но этого мало! Настой стоит намного дороже.
— Деточка, откуда у меня будут такие деньги? А настой надо очень, — он улыбнулся и вышел, оставляя изумлено-застывшую женщину за прилавком. Дэва тут же кинулась за ним, но его нигде не оказалось. Улица была пустой.
— Как так?
– выдохнула в пустоту женщина, и вдруг закрыв ладонями лицо, прошептала: - О боги! А если Генри узнает?
Она широко раскрыла глаза, в которых читался страх. Самый настоящий неподдельный страх.
Вдруг все меняется и перед нами гостиная. Дэва избитая лежит на полу, а над ней нависает Генри. Тучный мужчина рассержен. Его взгляд пылает яростью, губы поджаты.
— Это ведь не впервые, когда ты продала товар за дешево!
– его голос вибрирует от злости.
– Я предупреждал, чтобы ты не прикасалась к прилавку!
Он подхватил ее за рубашку, так что послышался треск ткани.
— Твое дело уборка! За это ты и твой щенок имеют крышу над головой!
— Извини меня, — покусанными губами прошептала женщина.
– Этого больше не повторится.
— Конечно, нет!
– Мужчина с силой оттолкнул Дэву. Она вскрикнула, ударившись спиной об угол стола. Но его это не трогало. Холодный и злой взгляд.
— Ужасно, — а это уже мой голос и я ощутила нежное объятие Виктора, но даже и не подумала отодвинуться. Перед глазами стояла эта сцена. И все выглядело настолько по-настоящему, будто бы ты сам переживаешь все то, что творится внизу.
— Мама!
– в гостиную вбежал Элиот.
– Не трогай маму!
Он храбро, словно маленький львенок, кинулся на мужчину, который с таким же равнодушием и даже отвращением на лице оттолкнул его.
— Зачем? Зачем она это терпит?
– я этого не понимала. Уж лучше улица, нежели такое обращение.
— У нее сын, она понимает, что на улице им не выжить, — вдруг проговорил Виктор.
– Либо унижение, либо смерть.
— Оставь его!
– громко воскликнула Дэва и обернулась к сыну: — Элиот, выйди! Слышишь, немедленно выйди!