Любовь под маской. Книга 2
Шрифт:
– Помолчи, Эспен!
– …и откусят нам головы, а кусочки бренных тел растащат на…
– Эспен! – рявкнул Райф, отчего запотевшие стекла жалостливо затрещали. Причем затрещали по-настоящему… – Если ты не замолкнешь, я тебя сам сожру. Хватит нести ересь!
Я медленно перевела взгляд на стекло, по которому стремительно побежала небольшая трещина.
– О, ну давай! – усмехнулся Эспен, посмотрев туда же, куда и я. – Оставь нас без окон! Нам же как раз проветривания-то и не хватало.
Что ответил Райф, я уже не слышала, мне вдруг резко стало не до этого. Подскочив
Настоящий снег! Сейчас! Так рано! Он просто был везде: в воздухе, на деревьях, на земле – везде.
– Там снег! Смотрите! – удивленно пискнула я, тщательно растирая запотевшее стекло. – Не может быть! Еще же так рано!
От моих слов в комнате воцарилось гробовое молчание.
– Ну… – неуверенно начал Райф за моей спиной. – Мы вчера въехали на северную границу. Здесь зима начинается немного раньше.
– Немного? – осипшим голосом прошептала я, чуть не проломив окно своим напором. – Посмотрите, там же уже все в снегу! Даже деревья! Это… это…
Это было волшебно. Еще вчера грязная и промерзшая земля покрылась белой пушистой пеленой снега. Я с детским восторгом припала к окну, совершенно не обращая внимания на неоднозначное хмыканье за спиной.
А я и забыла, насколько зимой бывает красиво. Словно вся чернота мира окрашивается в ослепительно-белый цвет…
– О, святой, – я снова растерла стекло.
Как же я любила это время года. Всегда любила смотреть, как выпадает первый снег в надежде ощутить его на своей коже, или просто выйти на улицу и вдохнуть тот воздух, ту атмосферу, которую невозможно представить. Но я только смотрела… всегда смотрела, но никогда не могла прикоснуться к желаемому. Наверное, именно поэтому зима стала для меня чем-то запретным, чем-то недосягаемым и очень притягательным. Даже в детстве я тайком выбиралась из трактира, недалеко конечно, всего лишь на задний двор, садилась на землю и лепила снежки. Правда, когда Том это заметил, он перестал выпускать меня на улицу, а иногда и вовсе запирал в кладовке от греха подальше. Раньше я жутко на него обижалась, но потом начала понимать, что так он пытался меня защитить. Своими методами – бескомпромиссными и не всегда оправданными.
Каждый год с первыми морозами в наше поселение съезжались новые постояльцы или купцы, не желающие столкнуться с метелью на большаке, ну или просто те, кто хотел на время осесть и переждать холода. Итак, год за годом – слишком много незнакомых лиц. И если все местные уже привыкли жить рядом с прокаженной девочкой, которую выбрал проводник смерти, то от чужаков никогда не знаешь, чего ожидать. Одной зимой нам под дверь подбросили мертвых курей, другой – пытались спалить трактир, а иногда толпа подвыпивших мужиков с вилами и топорами заваливалась прямо к Тому с требованием выдать им проклятого ребенка. В общем, выход на улицу для меня был закрыт, по крайней мере, зимой точно. Летом можно было не опасаться за свою жизнь – постояльцев хоть и много, но все они проезжие, и большинству просто плевать на какую-то там сказку
– А можно мне на улицу? – поворачиваясь к Райфу, чисто из вежливости спросила я, совершенно не сомневаясь в его согласии – я же не пленница, в конце концов, и уже даже направилась в сторону выхода, как была остановлена резким и твердым:
– Нет! Нельзя.
И так непривычно было слышать ледяные нотки в голосе Райфа, что я тут же затормозила в дверном проеме и растерянно посмотрела на него.
– Почему нет? – с легкой опаской уточнила я, заметив, как Эспен свернул карту и вальяжно развалился в кресле.
– Приказ Лоренса, – так же твердо ответил проводник, не сводя с меня пристального взгляда.
На секунду в голову закрались сомнения, что попытайся я выйти на улицу, Райф непременно меня свяжет, засунет в глотку кляп и будет дожидаться приезда Лоренса. По крайней мере – настрой у него точно был такой.
А вообще, что это за приказ – не выпускать меня на улицу? И где сам Лоренс? Ночью он не приходил, значит, его со вчерашнего вечера нет?
– А где Лоренс? – нахмурилась я, с нехорошим предчувствием рассматривая помрачневшие лица проводников смерти. – Он куда-то уехал? Скоро вернется?
Я замерла, ожидая услышать хоть что-нибудь в ответ… хоть что-то, но ответа не последовало, комната просто утонула в безмолвном молчании.
И вот от этого молчания мне стало как-то не по себе. А неопределенный смешок Эспена, который он не сумел сдержать, только все усугубил.
– Так где Лоренс? – сглотнув комок, внезапно вставший поперек горла, переспросила я. – Он здесь или нет? Почему вы молчите?
– Да спит он, – Эспен махнул рукой на самую дальнюю закрытую комнату. – Видно, ночью устал.
– Да заткнись ты, придурок, – зашипел на него Райф, когда я удивленно уставилась на закрытую дверь.
– Спит? Серьезно?
Как-то мне не верится, что Лоренс, который обычно поднимается раньше всех остальных, до сих пор спит.
Райф настороженно взглянул на друга, слишком настороженно, если не сказать предупреждающе.
– Серьезно спит, – повторил он, а потом, словно пытаясь перевести тему, достал из-за пазухи увесистую флягу и протянул ее мне. – Вот держи, можешь пока выпить настойки, мы уже скоро поедем.
Я не ответила и флягу тоже не взяла, все мысли как-то разом улетучились, и если до этого момента мне было всего лишь не по себе из-за того, что эти двое о чем-то умалчивают, то после следующих слов Эспена мне захотелось просто выпрыгнуть в окно. С разбегу. Головой вперед.
– Да подожди ты со своими настойками, – Эспен весело хмыкнул и отобрал у Райфа флягу. – Я вот что подумал. Ведь получается, их брак еще не подтвержден храмом, так? – задумчиво протянул он, полностью проигнорировав убийственный взгляд друга. – А это значит, что Лоренс не может изменить своей жене, брака-то как такового нет? Хотя даже и в браке секс с наложницей не считается за измену. Я прав, Райф? Вы чего замолчали?