Любовь сладка, любовь безумна
Шрифт:
— Я совсем забыл о приличиях! Это Джинни, моя жена.
Как легко он сказал это, по-прежнему улыбаясь… словно был женат много лет и уже устал от жены. Только несколько минут назад он страстно целовал цыганку. Ну что ж, даже если он и намеревался унизить ее, все равно не удастся.
Джинни, мило улыбаясь, принимала шумные поздравления. Санчес сердечно расцеловал ее в обе щеки, щекоча усами. Глаза Консепсьон чуть расширились, а ошеломленное выражение тут же сменилось издевательской усмешкой:
— Ах, проказник, значит, и ты попался? Счастливчик!
Она такая красавица! —
Тут же посыпались вопросы. Когда они венчались? Давно ли? Были ли разосланы приглашения? Когда Стив, смеясь, признался, что женат полчаса, Санчес завопил от радости: это нужно отпраздновать!
Диего Сандоваль, пожав плечами, объявил, что прикажет подать напитки, и, преданно глядя на прелестную Консепсьон, умоляюще попросил оставить один танец для него, и та весело согласилась. Джинни, казалось, полностью овладела собой и лишь равнодушно улыбалась, когда Тома, мужчина, танцевавший с Консепсьон, поздравил ее и поцеловал в губы, застав сначала врасплох. Но потом она решила показать Стиву, что тоже умеет играть в подобные игры. Тома целовал ее страстно, отчаянно; на секунду она почувствовала легкую дрожь тела, которую тот пытался скрыть.
Как она ненавидела Стива — его улыбку, склоненную к Консепсьон голову! Стив терпеливо слушал шепот девушки.
— Ты ублюдок, — прошипела Консепсьон, бешено сверкая глазами. — Почему ты сделал это? Клялся, что никогда не женишься!
Стив не ответил, лишь язвительно усмехнулся, чем обозлил девушку еще больше.
— Детка, такая стервозность тебе не к лицу! И не притворяйся, что ревнуешь, ты вышла замуж первой, помнишь?
— Ба! — топнула ногой Консепсьон, не заботясь о том, что подумают окружающие. — Ты же знаешь, я вышла за эту свинью, только чтобы отомстить тебе! Я давно избавилась от него и делаю все, что хочу. Но ты., .
— Не стоит ругаться! Такие выражения из столь прелестных уст… Почему женщины всегда бранятся, когда им нечего сказать? Что касается моей жены…
Стив едва заметно нахмурился, увидев, что Джинни целует мужчина — совершенно незнакомый, по всей видимости, просто решивший не упустить случая поцеловать хорошенькую женщину. Значит, она решила отплатить? Но как страстно отдается она поцелую! Глаза закрыты, голова откинута… Почему он ощутил страстное, непреодолимое желание оторвать ее от этого негодяя и ударить по лицу, изо всех сил.
— Уже ревнуешь, разумник? — ехидно осведомилась Консепсьон, чем отнюдь не улучшила его настроения. Но Стиву все-таки удалось весело улыбнуться.
— Что касается моей жены, — продолжал он, — это брак по расчету. Так велел мой дед… но самое прекрасное то, что больше меня не заманить в ловушку брака.
— Тогда иди и танцуй с ней, — зло бросила Консепсьон, отворачиваясь. — А потом можешь пригласить меня, тогда поговорим! С каким наслаждением я бы выцарапала тебе глаза, собака!
Музы канты «с нова заиграли, и в тот момент, как мрачный Хайме Перес вышел из дома, Стив схватил Джинни за руки и увлек в круг.
Постепенно к ним присоединились другие пары. К собственному удивлению, Джинни обнаружила, что ноги, словно сами собой, двигаются в такт музыке. Может, во всем было виновато вино, но Джинни обнаружила, что ей легче танцевать, чем говорить.
— Ты должна была родиться цыганкой, — прошептал Стив, когда они оказались совсем близко друг от друга.
Она мечтательно улыбнулась ему, но в суженных зеленых глазах заметались сумрачные, почти зловещие искры.
«Я покажу, покажу ему», — думала Джинни, отдаваясь безумной музыке. Она ничего не ела за весь вечер; выпитое вино ударило в голову, но ей было все равно.
«Я покажу, что способна на все и могу кружить мужчинам головы так же легко, как эта женщина! Она — прожженная кокетка, но мужчинам только этого и надо! А я его жена…
Никто не испытывает к обманутой женщине ничего, кроме жалости, но над обманутым мужчиной смеется весь свет!»
Теперь танцующих становилось все больше, тоскующие чувственные гитарные ритмы отвлекли людей от модных европейских танцев. Ноги Джинни отыскали ритм корридо, и на лице Консепсьон отразилось искреннее изумление.
Джинни танцевала с Тома, исподтишка наблюдая за Консепсьон, и теперь завела, как он, руки за голову, кокетливо покачивая бедрами, полузакрыв зеленые глаза.
— О Боже! Ты танцуешь, как ангел, — пробормотал Тома, страстно глядя на девушку, и она тихо рассмеялась.
— Но не так хорошо, как Консепсьон, конечно.
— Ты рождена для танца. Уверен, что в тебе нет цыганской крови. Карамба, почему ты уже замужем?!
Тома забыл, что перед ним леди, одна из гостей, а он только наемный танцор, помнил только, что он — мужчина, она — женщина, непохожая на Консепсьон, у которой змеиный язык, способный любого лишить сил и мужества, довести до безумия.
Джинни танцевала в самом центре: золотистые волосы и зеленые глаза привлекали внимание каждого мужчины в толпе, танцоров и зрителей. Ее тело, сверкающая белизна плеч, неосознанная увлеченность танцем и, главное, выражение лица, лица женщины, отдающейся мужчине, — дремотное, мечтательное в один момент и лукаво манящее — в другой.
Не было мужчины, который бы не хотел ее — не желал почувствовать под собой это нагое извивающееся тело.
— Ты женился не на благородной даме! — бросила Консепсьон. Она танцевала со Стивом, но тоже не могла отвести глаз от Джинни. — Неужели… да она такая же стерва, как я, — с необычным восхищением признала Консепсьон.
Сам Санчес оттеснил Тома и закружил Джинни, так что юбка взлетела. Оба хохотали.
— Даже мой отец… старый козел! Посмотри на него! Немедленно прекрати все это и уведи ее! Что подумают твои друзья-аристократы?
— Что я женился на настоящей женщине. И ты права, крошка, она такая же стерва, как ты, — по-видимому, Джинни так и не простила нам тот поцелуй!
— Значит, пытается заставить тебя ревновать? Платит тебе тем же? — зло усмехнулась Консепсьон.
— У Джинни в запасе куча трюков, и по большей части крайне неприятных. В данный момент мы в состоянии войны.