Любовь в отеле «Ритц»
Шрифт:
— Он… он попытался бы… поцеловать меня.
— И это было бы столь ужасно? — допытывался маркиз.
— Разумеется, да! — запальчиво заявила Вильма. — Он был столь омерзителен. И мне было так… так страшно, пока я не услышала, как вы говорите по-английски.
— Боюсь, в Париже вы встретите много мужчин, подобных графу, — заметил маркиз. — Но мне не хотелось бы, чтобы вас так пугали, поэтому вы должны быть очень осторожны, принимая приглашения.
— Ну, это просто, — пробормотала Вильма. — Л не буду принимать никаких приглашений в Париже, значит, со мной будет все в порядке.
— Но вы приняли мое приглашение, — несколько сухо напомнил ей маркиз.
— Но вы-то англичанин, — объяснила Вильма, — и я знала, что могу довериться вам.
— Но почему вы были так уверены в этом? — задал вопрос маркиз.
Немного подумав, она объяснила:
— Когда вы сталкиваетесь с людьми, у вас сразу же возникает какое-то ощущение, вызванное их присутствием, их внутренним миром. Не важно, что они говорят, важно, как вы их воспринимаете.
Маркиз был поражен.
— Именно в это всегда верил я, — произнес он, — но никогда не встречал женщину, которая облекла бы это в столь ясную и простую форму.
— Порой я встречала таких людей, что уже первые ощущения, связанные с ними, говорили мне — тут нечто неладное, нехорошее. Вот и когда граф только заговорил со мной, я уже почувствовала — от него исходит угроза, и он опасен.
— Постарайтесь держаться от него подальше, — предостерег ее маркиз. — Вам необходимо быть в «Ритце» завтра?
— Нет, нет, конечно, нет, — ответила Вильма.
— Значит, люстра в спальне номера графа была последней, — задумчиво произнес маркиз, словно отвечая своим мыслям.
— Да, самая последняя, — согласилась Вильма. — Господин Ритц сам сказал мне, что во всех комнатах теперь полный комплект и порядок.
— Значит, теперь вы вернетесь в Англию? — поинтересовался маркиз.
— Боюсь, что да, как только отцу станет лучше.
Ей удалось ловко перевести разговор на другую тему, поскольку она чувствовала себя очень неуютно под этим перекрестным допросом, и они снова заговорили о Нине и других владениях маркиза.
Когда в конце концов они покинули ресторан, на улице их ждала карета.
Верх ее был откинут, и маркиз спросил Вильму:
— Вы не замерзнете?
— Нет, что вы, сегодня очень теплая ночь.
От маркиза не укрылось восторженное выражение ее глаз.
Лошади тронулись, и вскоре карета выехала на набережную Сены.
В ночном небе Парижа уже сияли звезды, вдоль моста горели фонари, а темные воды реки отражали свет небесных и земных светил.
Наблюдая за Вильмой, маркиз снова с удивлением отметил, что девушка опять, казалось, забыла о его присутствии.
Ее так захватило увиденное зрелище, что она даже не старалась поддерживать беседу со своим спутником.
Ему было более привычно, когда женщины вели себя иначе. Оказываясь с ним в карете, они придвигались все ближе и ближе к нему, затем, как правило, касались своей рукой его руки и маняще поднимали к нему лицо.
Но Вильма смотрела на реку, на огни фонарей и на звезды.
Маркиз говорил себе, что такого с ним раньше не случалось, и никогда еще ему не было так хорошо.
Когда они достигли площади Согласия, маркиз попросил кучера остановиться, чтобы Вильма могла полюбоваться фонтанами, которые выбрасывали в ночное небо струи воды, переливавшиеся в свете фонарей всеми цветами радуги и опадавшие вниз сверкающими водопадами.
Величественный обелиск, привезенный из Египта, деревья, окружавшие площадь, создавали прекрасную и вместе С тем полную таинственности картину.
Ни маркиз, ни Вильма не проронили ни слова, пока наконец девушка не заговорила тихо и восхищенно:
— Это так прекрасно… так великолепно! Но мне кажется все это нереальным, как в сказке!
— То же самое я думал о вас, — откликнулся маркиз.
Она посмотрела на него, и, ему показалось, что звезды отражаются в ее глазах.
— Если бы я могла стать частью всего этого, — сказала она, — тогда я ничего больше не просила бы для себя в этой жизни, только возможности остаться в этой прекрасной сказке навсегда!
— Мне думается, вы так или иначе всегда будете жить в сказочном мире, — отозвался маркиз.
Он приказал кучеру трогать, и они дважды объехали вокруг площади Согласия, прежде чем направиться на Елисейские поля.
Карета медленно поднималась по Елисейским полям, пока не достигла Триумфальной арки, которую, как объяснил маркиз Вильме, задумал еще Наполеон Бонапарт, но ее торжественное открытие состоялось на тридцать лет позже, во времена царствования Луи Филиппа.
Только когда лошади повернули назад, Вильма выдохнула:
— Теперь я увидела Париж!
— Не весь, — поправил ее маркиз. — Есть еще много мест, которые я хочу показать вам.
— И мне бы хотелось многое увидеть, — согласилась она, — но я не должна посягать на ваше время. Уверена, у вас много других дел и встреч с намного более значительными людьми, чем я.
Она говорила искренне, и маркиз не уловил в ее словах притворства.
— Вряд ли я найду себе более интересное занятие, чем возможность показать вам Париж, — сказал он. — Завтра утром я отвезу вас покататься в Булонский лес, думаю, вам такая прогулка покажется занятной, а затем мы составим план на вторую половину дня. Перед нами широкий выбор различных удовольствий.
— Вы действительно… У вас и правда есть для этого свободное время? — спросила Вильма.
— Думаю, все можно устроить.
— Нy, если так, то я не могу представить себе ничего более восхитительного.
О, благодарю вас… еще раз благодарю вас? Мне кажется, я всю жизнь только и буду благодарить вас.
Маркиз подумал, что никогда еще никто не благодарил его с такой идущей от самого сердца искренностью.
Вряд ли девушка была бы ему более благодарна, получи она в подарок бриллиантовое ожерелье.