Любовь, война и смерть в воспоминаниях современника
Шрифт:
с взглядом в иерусалимскую стенку летом
всего и оставшуюся от дома уже двадцать лет зимою
а лучше
я пошлю тебе свою куколку
а
точней
завещаю
води ее в детский сад царей кормить овощами
выводи играть на свои Шанзелизе Алеша
научи ее петь
ты
а потом я тоже.
Москва, 5 декабря 2004
ОТ
Не
генуэзца демона убийцу
а
выставили
на пока
на время первое сгодится
совсем латышского стрелка.
С понтом под зонтом
киллерау вас в Союзе
товарищ прапорщик капрал в штаны насрал
и дырку сердца классика на пузе
как
брызнуло мерло
с манишки утирал.
И сам Москвою стал
не стих его прогулок
а сам взял и
да и не перестал
и Лялин
Выползов как переулок
ты обнимаешь Теплый Стан.
А ведь и тот мазила этот рядом
и
бантом губики
он дует в дуло
как
недорого зато нарядно
одетый в кожу музыкант.
Сейчас
при полном свете ультравиолета
и
белой ночи лампе при дневной
я думаю что синий Генрих это
вообще-то говоря
хихикал не со мной.
Москва, 6 июня 2005
КОЗЛИНАЯ ПЕСНЬ
Памяти И. Р.
Я с черношвейкой жил с одной
мурашками по коже
она была чужой женой
то есть чужою тоже
и каждый раз который год
в надире каждой пьянки
облизывала стерва рот
и обещала томно вот
что под забором что умрет
как старая армянка!
Чего забор каких ворот
какая смерть-армянка
Цирцеи пленный мореход
вернее содержанка
я раб
замысливал побег
пока седой от скуки
на длинный низкий яффский брег
меня гулял хромой абрек
хозяйский зверь салюки.
Но поводок мой вился в дом
по месту поселенья
ходила кожа ходуном
уже от вожделенья
я падал выгнувшись дугой
в клубок чудовища тугой
ног осьминог балета
и обегающий кругом
нас запекал такой огонь
что лопались браслеты
Но козий вор я смылся
на
который год однако
оно свобода мне нужна
как сраная Итака
она жила она ж пила
одна и спозаранку
как обещанье отдала
лбом у ограды умерла
как старая армянка.
Ну ладно не про то рассказ
что вышло так нелепо
с
любовью или как у нас
но
не про это эпос
другою тягою влеком
и взор другого рыщет
когда он выйдет на балкон
подземного жилища.
Когда он вышел на балкон
подземного жилища
увидев сбоку ряд окон
а снизу пепелище
вернее нет двух катаракт
при оптики при сбое
две тени явный артефакт
трусцой бегущих как строфа к
точнее все-таки строка
к темной воде прибоя.
Как будто ртуть набрав в подол
а дальше что не знает
столбом ждет жизнь моя потом
свое потом при входе в дом
где музыка играет
мы позолоченным платком
протрем глазное днище
от света
выйдя на балкон
подземного жилища.
Нет он ошибся тот поэт
давно забитый в сваи
лет
иного не было и нет
и даже не бывает
внизу волна на низкий брег
заламывает руки
и муравьиный человек
сопровождает свистом бег
хромого пса салюки.
Да он ошибся мой поэт
ни памяти ни снов
а
иного не было и нет
и не случится снова
она не врет
она умрет
с самой с собой с гулянки
у Никаноровых Ворот
как старая армянка.
Ну подождите
ведь и видь
пока чего не вышло
ну дайте мне договорить
пока
еще хоть слышно
еще чуть-чуть немного вот
ведь правда мой хороший
покуда Старый Идиот
не хлопает в ладоши.
Яффо – Москва, 2005
КУПЛЕТЫ И РЕЧИТАТИВ
Ай да не
ингерманландскую литературу
а люблю склонить мою Аглаю дуру
что айда мы купим чистого вина
да проведаем Кривулина
не
по воздусям не различимы
под землей поедем как мужчины
нам с Аглаей глубоко насрать
на Васильевском не умирать
а как выскочим из-под земли
скажем ну-ка что мы принесли
скажет Витя с интересом это-на
сайку с литром християнского вина!
Ой ве’авой!
Ой да