Любовь всегда выигрывает
Шрифт:
— Простите, мисс, — почтительно произнес он, — но ее светлость просит вас к себе.
— Сейчас же иду, — быстро отозвалась Тина. — Я любовалась этим замечательным старинным камином.
— Он действительно очень древний, мисс, — пояснил дворецкий. — Это вообще одна из самых старых комнат в доме. Одно крыло дома сгорело лет сто назад, и его отстроили заново; но эта комната, Говорят, осталась невредимой с самого основания Уинча.
— Здесь очень красиво, — сказала Тина, направляясь к двери, — а резная лестница самая чудесная из всех, какие я только видела!
— Ее построил
Тина с интересом взглянула на него.
— Вы любите этот дом, да? — осведомилась она.
— Я прожил здесь всю жизнь, — ответил дворецкий.
— Начинал помощником буфетчика при деде его светлости, и с тех пор у меня нет никакого другого дома.
— Я понимаю, что вы его любите, — сказала Тина. Она прошла по холлу, поднялась по удивительной резной лестнице и вдруг поймала себя на том, что ненавидит не мистера Ламптона, а лорда Уинчингема «Когда ему станет лучше, обязательно скажу ему, что я думаю о его поступке», — решила Тина, но тут же поняла, что это бесполезно.
Она повернулась и посмотрела в холл. В окна проникал солнечный свет, придавая полированным доскам радужный блеск. Ей показалось, что предки лорда Уинчингема почти умоляюще смотрят на нее с портретов. «Ты можешь это спасти! — казалось, говорили они.
— Ты можешь это спасти!
Ей хотелось убежать от них, но она растерялась, не зная, куда идти. Вдруг откуда ни возьмись появилась домоправительница в шуршащем черном шелковом платье и со связкой ключей на поясе.
— Ее светлость вас ждет, мисс, — вежливо произнесла она и показала Тине путь.
Она прошла по широкому коридору и открыла дверь. Герцогиня сидела на огромной кровати с пологом на четырех столбиках и совершенно необыкновенно выглядела: на голове чепец из кружев и муслина, заколотый несколькими бриллиантовыми брошами, поверх ночной рубашки — халат, отороченный горностаем, на шее сверкающие жемчуга и бриллианты, а тонкие запястья увешаны браслетами.
Абдул устроился на табурете у изголовья постели, а герцогиня выговаривала ему за какой-то проступок.
— Ах, вот и вы, дитя мое! — увидела она Тину. — Вас очень долго искали.
— Простите, мадам. Я осматривала дом.
— Вас заинтересовал дом, дитя мое? — спросила герцогиня. — Что ж, это неудивительно. Поразительное место. Приехав сюда девочкой чуть старше вас, я чувствовала то же самое.
— Думаю, лорд Уинчингем тоже очень его любит, — несколько неуверенно произнесла Тина.
— Не любит, — отрезала герцогиня. — Разве молодежь что-нибудь любит, кроме себя? Уинч — часть моего внука, но он еще не до конца это понял. Став постарше, начнет ценить свое поместье, как мужчины со временем начинают ценить своих жен, если они сделали правильный выбор.
Тина промолчала. Она подумала, что лорд Уинчингем не успеет оценить все, что потерял.
— Я послала за вами, потому что мне сказали: жена главного садовника больна. Приезжая в Уинч, я всегда навещаю ее и соблюдаю эту традицию уже много лет. Но сегодня я устала, а она слишком плохо себя чувствует, чтобы прийти ко мне. Вот
— Да, конечно, передам, — ответила Тина. — Где она живет?
— Дом садовника вы найдете в конце огорода, — пояснила герцогиня. — Выйдя из парадной двери, поверните направо, пройдите мимо конюшен, и за ними начинается огород.
Тина была рада чем-то заняться. Она взяла записку, сбежала по лестнице и вышла во двор. Солнце припекало ее непокрытую голову, но с озера дул легкий ветерок, донося аромат сирени.
Тина прошла по саду и оказалась у конюшен. Конюхи, что-то насвистывая, чистили лошадей, которые привезли лорда с домочадцами из Лондона. Она решила завтра обязательно навестить лошадей и угостить их морковкой или яблочком, как всегда делала, когда жила с отцом. Жили они скромно, но своими конюшнями гордились. Отцу приходилось самому ухаживать за лошадьми, но они у него всегда были чистыми и здоровыми.
Постукивая каблучками по гравию, Тина миновала двор конюшни и наткнулась на калитку с часами. За ней начинался огород, как назвала этот участок герцогиня.
Огород был обнесен высокими красными кирпичными стенами эпохи Тюдоров, и, войдя в него, она увидела, что он содержится в идеальном порядке. Тина разглядела грядки с овощами, фасоль и горох на легких подпорках, аспарагус, похожий на толстые пальцы, указующие в небо. Аккуратные тропинки, огороженные низкими изгородями, привели ее в дальний конец огорода, в котором еще издали она увидела крышу коттеджа.
Однако около него девочка лет десяти сказала, что ее мама, жена садовника, миссис Пайпер, заснула и доктор запретил ее беспокоить. Поэтому Тина передала ей записку герцогини, попросила передать маме, кто заходил, и ушла.
Время у нее было, и она решила пройти дальше мимо коттеджа по узкой, довольно пыльной тропинке, огороженной высокой изгородью, по одну сторону которой простирался парк, а по другую — заросшие травой луга. Тина решила, что тропинка выведет к какой-нибудь деревне, но через некоторое время, видя, что тропинка все вьется и вьется, поняла: надо возвращаться.
На одном из зеленых лугов она заметила цыганский табор. Разноцветные кибитки стояли вокруг костра, на котором в большом котле варилось ароматное мясо. Тина с улыбкой подумала: сколько же цыплят, кроликов, а вероятно, и фазанов, принадлежащих лорду Уинчингему, оказались в этом котле? Потом заметила в крошечных окнах кибиток смуглые лица — ее с любопытством рассматривали. Из одной кибитки вылез цыган с длинными волосами, доходящими ему почти до плеч, и тоже уставился на нее.
Ей вдруг стало неловко за свое вторжение, и она, повернувшись, поспешила по тропинке в сторону коттеджа садовника. По дороге ей встретились две цыганки. Одна — старая, с аккуратно заплетенными волосами, заколотыми наверх. Другая — молодая, с волосами, темным облаком ниспадающими ей на плечи. Острый подбородок, любопытный, живой взгляд. Она напомнила Тине какое-то лесное животное. Обе несли большие корзины с прищепками и легко шагали по каменистой дороге босиком.