Любовь за гранью 13. Мертвая тишина
Шрифт:
– Мне нужно местонахождение моих детей и Зорича. Прямо сейчас. В соседней камере без сознания лежит сын Кристины. И если ты не хочешь, чтобы я обил его кожей стену за твоей стеной, ты расскажешь мне добровольно всё, что тебе известно.
Сукин сын! Почему Сэм забыл, что нельзя жалеть Николаса Мокану?! Почему забыл, что этого подонка можно либо беззаветно любить, либо люто ненавидеть?
Глава 2. КУРД
Курд смотрел на лица своих людей, проходя вдоль выстроенных в шеренгу воинов, стоящих перед Главой по стойке смирно и приподняв подбородки с застывшими взглядами. Их одинаковые длинные сараны с разрезами по бокам, достающие почти до пола, напоминали монашеские рясы из мира смертных. Сам Думитру был одет в точно такую же с бордовыми полосами по низу и тремя на плечах. Иначе
Безупречные убийцы, на которых он смотрел, походили на манекены, и Курд думал о том, кому из них можно доверять, а кому нет. Точнее, он прекрасно знал, что доверять нельзя никому, даже собственному отражению. Мысленно ухмыльнулся, подумав о том, что с Мортом его отражение сыграло злую шутку. Наверное, поэтому безумец разбил все зеркала в своей келье, и тут же Думитру почувствовал, как в венах взорвалась ненависть. Впервые Глава Нейтралитета испытывал это чувство по отношению к кому-то, но его невозможно было не ощущать, особенно сейчас, когда все больше и больше приходило осознание, что дни правления Курда подходят к концу. Впрочем, не было ни одной ситуации, которая могла бы застать его врасплох. Он продумывал всевозможные варианты своего падения (намного реже, чем варианты своего взлета, разумеется), включая немилость тех, кто стояли над ним, и у него имелся козырь в рукаве. Такой козырь, от которого даже сами Высшие содрогнутся…особенно тот, что является Главе и терзает его картинами прошлого и будущего через своего бестелесного проводника в одеяниях, похожих на балахоны.
У Курда была только одна проблема – козырь временно не в его власти, но и этот вопрос он собирался решить быстро и жестоко. Его выкрали все те же лица, которые пора срезать с голов их обладателей. Он даже вспоминать не хотел, как это случилось, потому что приходил в ярость, а Курд не любил эмоции. Он их боялся. Они всегда его пугали как самая страшная слабость, ведущая к провалу.
Пришла пора действовать, времени совершенно не осталось. Эти слабаки и плебеи уже признали своим хозяином Морта, и изменить сей факт на данном этапе невозможно, как и уничтожить чокнутого ублюдка…Но ведь даже у чокнутых ублюдков есть очень слабые места, и Курд знает каждое такое у Морта. Даже несмотря на то, в какую тварь он превратился, одно остается неизменным – вершитель все еще привязан к своим родственникам из мира бессмертных. И неважно чем: любовью или ненавистью, иногда последняя намного сильнее и держит похлеще чего бы то ни было, лишает адекватности и контроля. Равнодушие – вот где истинная власть. Полное безразличие дает ту самую мощь, которую не свергнуть даже миллионным войском. Морт никогда не мог похвастаться этим, в отличие от Думитру. Может быть, когда-нибудь это и произойдёт, но даже то, в какую лютую тварь превратился вершитель, говорит лишь о силе той боли, что он продолжает испытывать. Пожалуй, это единственное истинное удовольствие, которое Морт доставляет Курду, – знать об адских муках последнего. Нескончаемых муках, от которых тот ломает пальцы о стены, дробит себе кости и режет себе горло хрусталем, считая, что никто об этом не знает, и о тех, которые еще предстоят. У Курда много сюрпризов припасено для бывшего князя вампиров. Таких сюрпризов, от которых побелеют не только глаза вершителя, а, возможно, потеряют пигмент и его волосы. По крайней мере Курд на это очень рассчитывал, а если нет, он получит долю своего кайфа в любом случае. Когда будет убивать тварь, которую сам же и создал. Но перед казнью они поиграют в очень интересную игру, которую так любят смертные и в которую сам Курд любит играть со своими пленниками – «правда или вымысел». Да, он ее переименовал. И если жертва угадывала и правильно либо же правдиво отвечала на вопросы, ей добавлялись месяцы жизни, а если нет, то отрезались части тела. Внизу в подвалах есть такие «огрызки» бессмертных, возомнивших себя хитрее и умнее своего Главы. Огрызки без ног, без рук, без ушей и без глаз. Ползают, жрут, испражняются, но в основном кормят Курда своей кровью, ведь их боль нескончаема, а кровь, взятая в момент наивысшего страдания, – самая вкусная. Любимое лакомство Главы. Особенно в часы понижения настроения.
Глава прошел возле последней шеренги и мысленно отметил, кого возьмет с собой, когда будет покидать нейтральные земли. Кто был бы недоволен переменами и поддержал бы переворот Думитру, а еще тех, кто был ему должен и каким-либо образом висел на крючке. Всегда найдутся сообщники на любое безумие, а Курд умел быть убедительным. Его ораторские способности не раз спасали ему место и даже жизнь. Пора самому вершить правосудие и менять весь образ правления в этом мире смертных. Курду слишком мало быть тем, кем он есть – пусть Морт занимает его место, пока тот будет подниматься намного выше проклятого вершителя.
Глава отдал воинам приказ разойтись и спустился в подвалы инквизиции Нейтралитета. Его ждали два узника. И оба были для Думитру бесценны. Оба должны сыграть свою роль в падении Братства клыкастых выскочек, создавших государство в государстве и возомнивших себя всесильными. Особенно короля, который посмел выдрать из рук Думитру нечто бесценное, то, что Глава пытался вернуть себе веками, то, что сделает самого Курда всемогущим в полном смысле этого слова. Бросил взгляд на двух стражников, стоящих по обе стороны от камеры, и те, молча ретировались вглубь коридора, давая Главе возможность самому набрать комбинацию на замке камеры и войти внутрь, прикрывая за собой дверь.
Его пленник тут же дернулся на цепях, и глаза округлились в удивлении и заблестели надеждой.
«Идиот, к тебе пришла твоя смерть. Но ты слишком туп, чтобы почуять ее и почесть в моих глазах».
– Мне обещали иное обращение. Я голоден и хочу пить. Какого чер…
Курд оборвал его излияния, заставив изогнуться неестественно на цепях, и, поморщившись от хруста костей пленника, продолжил ломать его тело и смотреть, как тот корчится в жутком приступе дикой боли. Настолько сильном, что из ушей вампира полилась кровь.
Курд резко убрал ментальные иглы, которыми протыкал нервные окончания пленника, и тот взвыл, тяжело дыша и всхлипывая, как баба. Предатели никогда не вызывали у Курда уважение, впрочем, как и фанатики, готовые молчать даже под страхом смерти. Курд вообще мало кого уважал в своей жизни. Можно сказать, никого кроме себя самого.
– О еде, воде и других подарках мы поговорим, когда я пойму, что ты и правда обладаешь нужной для меня информацией.
– Я все знаю. Я столько лет работал на вас, передавал всю информацию, все важные …
– Ты будешь говорить лишь тогда, когда я начну задавать вопросы и просить ответы на них. Пока что ты молчишь и не раздражаешь меня своим бабским нытьем.
Курд прошел к стулу, стоящему у каменной стены прямо напротив пленника, и сел на него, поправив длинное одеяние на коленях, внимательно глядя вампиру в глаза. Молод и глуп. Меньше ста лет. Завербован и внедрен к Воронову еще прошлым вершителем Курда – Акселем, которого пришлось казнить после побега Морта и его суки-жены. На секунду вспомнил о Марианне Мокану и почувствовал раздражение вместе с каким-то дьявольским чувством наслаждения. Он слышал женские крики из кельи Морта, слышал хриплые стоны боли, рыдания и тихий плач, свист плети в воздухе и рычание обезумевшего зверя. Такое разное рычание, от которого даже самому Курду становилось не по себе…Да, ему доложили, что вершитель нарушил закон Нейтралитета и держит свою бывшую жену в заточении в собственной келье. Идиот и слабак боится, что кто-то тронет его тварь. Думитру бы тронул с превеликим удовольствием, он бы разодрал ее на ошметки и даже позволил перед этим своим нейтралам трахать ее во все дыры, невзирая на запрет, но наивысшее наслаждение – это знать, что тот сам ее мучает, истязает и корчится в бесконечной агонии вместе с ней. И плевать, что сукин сын, наверняка, нарушая целибат, сам систематически насилует свою пленницу! Пусть причинит ей как можно больше боли. В чем в чем, а в дикой жестокости своего вершителя Глава не сомневался. А даже в чем-то и ужасался изощренности этого садиста. Но Курд безумно ненавидел эту дрянь с сиреневыми глазами не меньше, чем самого Морта. И ему нравилось осознавать, что заставил их обоих играть в его маленьком спектакле с подменой памяти. Когда Морт лично убьет свою шлюху, месть Главы наполовину осуществится. Своих убивать больно и тяжело. А убивать медленно тяжелее втройне. Курд в свое время сделал это очень быстро, и все рано иногда во сне к нему возвращались их лица и глаза, полные любви и упрека.
– Водыыыы, – простонал пленник и Курд вскинул на него тяжелый взгляд темно-карих глаз.
– Начнем с самого начала. Где прячется Король и его семейство?
– У меня пересохло в горле… я не могу говорить.
– А если я вскрою его и вытяну голосовые связки щипцами, ты сможешь говорить со мной мысленно. Точнее, я вдерусь в твой мозг и заставлю это делать.
Пленный дернулся от ужаса, а Курд начал раздражаться. Ему хотелось побыстрее все узнать и начать действовать. Он чувствовал, что время его сильно поджимает.
– Они все находятся в пещере у скалы. Сразу за Асфентусом по дороге на Арказар есть лабиринт Мертвых Камней.
Курд знал, о каком месте говорит ублюдок – это лабиринт жертвоприношений высшим. Когда-то туда приводили смертных и оставляли. Чтобы потом найти обескровленные иссушенные тела. Лабиринт как раз находился за Белым Храмом, воздвигнутым для поклонения этим существам, которых когда-то называли богами.
– И что? За лабиринтом начинается приграничная зона. Там нет никакой пещеры!