Любовь заказывали? (сборник)
Шрифт:
– Смотри, девка, – многозначительно сказала она на прощание. Без угрозы, скорее – с сочувствием.
– А дальше что? – уже в машине спросила Аня.
– Хороший вопрос, – одобрил Глеб.
– Твой номер они срисовали. Все менты – их. Втравил ты меня, – снова приготовилась плакать девчонка.
– Хочешь – вернись. Сдашь меня – может, простят.
Аня зло посмотрела на своего непрошеного освободителя и замолчала. Всю дорогу до Антона оглядывалась назад, впрочем стараясь делать это незаметно.
Они
Хозяин уже принял «по первенькой», но был еще вполне вменяем.
Услышав новости, не обрадовался.
– Я хоть и старый, а жить хочется, – честно заметил он.
Глеб успокоил бывшего директора:
– Не волнуйся. Мы через двадцать минут уезжаем.
– Куда? – поинтересовалась Анюта.
– К твоей маме, – сказал Железнов.
Решение пришло просто и естественно. Он отвезет Аню к маме, а себя – в Синдеевку. Между ними всего-то километров триста-четыреста. Для бешеной собаки не крюк.
Что будет после – сказать трудно. Да и не хочется сейчас думать о том, что будет после. Достаточно, что цели на ближайшие дни определены.
Допили чай, распрощались с Безруковым.
Тот расчувствовался. На прощание подарил Глебу теплейшую охотничью доху-овчину. А Анюте – маленькое зеркальце в серебряном ободочке: недосмотр прежней жены.
– Вы поосторожнее, – сказал он. – Эти парни такого не прощают.
– Сошедший с небес змей не боится, – пафосно заявил Глеб. Сам от себя не ожидал.
У двери на лестницу расцеловались, и отъезжающие поспешили занять свои места.
– Это ты – сошедший с небес? – спросила уже в машине Анюта.
– Я, – ответил он.
– Почему?
– Как-нибудь расскажу. Потом, не сейчас.
Аня обиженно фыркнула и отвернулась к окошку.
А еще через сорок минут, обойдя на всякий случай тайными тропами выездные посты, машина уже неслась на восток.
Анюта была явно довольна, хоть и отчаянно боялась бывших работодателей. Запах свободы пьянил девчонкины ноздри.
Доволен был и Глеб. Все впереди – в непонятке. Но уже не так безысходно.
Теперь пассажир действительно сошел.
9
В Синдеевку Глеб поначалу не попал. Равно как и вроде наметившийся роман с Анютой не разродился даже случайной дорожной связью.
Наметился он еще возле дома, где акт любви бандитского юриста сопровождался сигаретными прижиганиями.
Пришло вдруг в голову Железнову, что, может быть, это и есть судьба. Оба они – униженные и оскорбленные. Оба занимаются тем, что не любят. Оба с Урала, пришлые.
И на Урал возвращаются. Ну разве не единение душ?
К профессии ее он отнесся равнодушно, как истинно лесной человек. Да, занималась. Больше не будет.
Вот он в девять лет потерялся в лесу. Правда, летом дело было, а то бы по неопытности не выжил. На вторые сутки поймал и съел ужа. Но не ест же он сырых ужей, когда у него есть деньги и имеется ресторан, где можно рубли обменять на пищу?
Так что ее ежедневное давание всем подряд напрягало его гораздо меньше, чем, может быть, одна-единственная Томкина утеха с Николаем Ивановичем.
Вспомнил – и опять заболело, заскребло внутри. И еще сам для себя оценил: машинально Томку пытается если не оправдать, то провести по более легкой статье. Какая там одна-единственная? Во скольких командировках побывал Глеб, работая под чутким руководством Николая Ивановича? Да еще иногда как срочно его туда посылали! Наверное, когда у начальника сильно свербило…
От подобных мыслей возможная жизнь с Анютой фантастической совсем не казалась.
Такое логическое, идущее от мозга, «влюбление» было разбито двумя ударами. Первый – когда забирали у «мамочки» паспорт. Глеб в него на всякий случай заглянул. Девочке оказалось семнадцать без двух месяцев.
И дело не в том, что Железнов испугался «малолетней» статьи. Его вдруг ударило, что она вполне могла бы быть его дочерью. Почти восемнадцать лет назад, уезжая на учебу в столицу, он искренне обещал своей девушке вернуться. И под влиянием момента предохраняться не стали.
Вероятность совпадения была малой, но не нулевой: маму Ани тоже звали Валя, а в город она приехала из какой-то глухой деревни – в которую больше никогда не возвращалась – уже с пузом.
По времени – подходило, по вероятности – нет. И Валь по тому времени было немало, и с пузом девушки оказывались нередко.
Однако когда по дороге заночевали в дешевом, но с удобствами мотельчике и Анюта, выйдя из душа, направилась, обернутая полотенцем, к его кровати, он мягко девушку развернул и придал обратное ускорение легким шлепком, что совсем не могло трактоваться как сексуальная прелюдия.
Анюта и вообще поняла все неправильно: начала объяснять, что всегда была осторожна, в губы никогда не целовалась и без презерватива не работала. Короче – проверено, мин нет. Пришлось Глебу, чтобы не вдаваться в сложные детали, сослаться на усталость от тяжелой дороги.
Все равно она обиделась. Хотела хоть чем-то поучаствовать в общем деле – и тут облом. На следующий день сидела в «Спортейдже» надутая и молчаливая.
Глеб не выдержал, погладил ее по голове.
– Ладно тебе, – попросил он. – Не злись.
– Я и не злюсь, – сразу заулыбалась отходчивая уралочка.
Обедали в придорожном деревянном ресторанчике уже как друзья.
– Чем дома займешься? – спросил Глеб.
– А я домой не поеду, – беззаботно ответила девчонка.