Любовница бродяги
Шрифт:
— Еще нет. Так что насчет Холлиса и Нины? Джаррет ответил не сразу. Он подошел к кладовой, нашел там бутылку виски, достал два стакана и наполнил их.
— Еще нет двенадцати, — сказал Джей Мак. Джаррет невесело улыбнулся.
— Уж такие это новости.
Холлис невесело улыбнулся.
— Уж такие это новости, — сказал он, подталкивая к Нине стакан с шотландским виски. Прежде чем убрать графин в буфет, он плеснул себе в стакан еще и поднял его в шутливом приветствии.
Нина не спешила. Ее хрупкие пальцы обвились вокруг стакана, вес которого, казалось
Холлису нравилась ее утонченность, изысканная хрупкость-черт, грациозность движений. Он любил входить в нее, держа ее на весу и задрав кверху шелковые юбки. Она позволяла делать со своим телом все что он хотел, ни в чем не отказывай, но сама никогда не проявляла инициативы, редко разговаривала во время слияния и никогда не комментировала потом. Ее холодная сдержанность никогда не нарушалась. Это сводило его с ума, заинтриговывало. Когда Холлис был рядом с ней, он испытывал желание ее защитить, когда был в ней — чувствовал себя могущественным.
Сейчас он не мог вспомнить, кто из них первым сделал шаг к сближению. Долгое время Холлис считал, что инициативу проявил он. Теперь он не так уж был в этом уверен. Ему казалось, что она могла заставить его поверить, что он сам подошел к ней — поскольку это соответствовало ее намерениям. Временами он чувствовал, что полностью контролирует положение дел в их союзе, а временами он точно знал, что им манипулируют. Также были моменты, когда граница между этими состояниями размывалась, и она сохраняла контроль, позволяя ему считать, что он хозяин положения.
Если бы Нина Уорт была кошкой, то только кошкой сиамской.
Широкие плечи Холлиса поднялись, когда он чокнулся с Ниной. Свет газовых ламп отражался от полированной деревянной обшивки кабинета и преломлялся в стеклянных гранях стаканов. Холлис сделал глоток, затем подал руку Нине и проводил ее к двойному креслу. Они сели одновременно, слегка повернувшись друг к другу. Ее почти черные глаза не отрываясь смотрели ему в лицо. Маленький рот был влажным от виски.
— Он жив, не так ли? — спросила Нина. Звук ее голоса был холодным и элегантным, подобно звону замерзшего кристалла. Голос звучал ровно, без страсти или осуждения. — Вот то, что ты хочешь мне сообщить.
То, что она догадалась, поразило Холлиса. Он кивнул.
— Как ты узнала?
Она пожала плечами. Покрой утреннего халата подчеркивал стройные, плавные очертания ее фигуры.
— Когда ты об этом узнал?
— Меньше часа назад. Я пришел сюда сразу, как только об этом услышал. Он возвращается в Нью-Йорк.
Холлис взглянул на свои карманные часы.
— Фактически он будет здесь меньше чем через тридцать шесть часов. Поезд номер 448 прибывает среди ночи.
По виду Нины нельзя было сказать, что она удивлена.
— Значит, скоро, — спокойно сказала она. Он кивнул:
— Я думаю, он собирался держать это в секрете. Кажется, он в пути уже несколько дней. Его опознал один диспетчер в Питтсбурге, который сообщил об этом мне. Наверно, он подумал, что я захочу отпраздновать прибытие Уорта.
— Твоя жена с ним?
— Да.
— Ты должен был ее убить.
Она упрекнула его тем же тоном, каким дают совет. В нем не было и намека на злобу.
— Тогда ее доля стала бы твоей, а она не отправилась бы разыскивать Джона.
Холлиса забавляло, что Нина никогда не называла своего мужа Джеем Маком, считая, что это звучит вульгарно. Холлис допил свой стакан. Его карие глаза внимательно смотрели в спокойное, холодное лицо любовницы.
— Не думаю, что я смог бы это сделать без того, чтобы на меня пало подозрение. Как бы то ни было, мы оба считали, что ее поездка в Джагглерс-Джамп окажется бесплодной. Он должен был погибнуть при крушении поезда. Как остальные.
— Может быть, это ошибка.
— Это не ошибка.
— Ты думаешь, он видел Куинс-Пойнт?
— Я не знаю. Даже если так, там все можно объяснить. Было бы лучше, если б он погиб, но дела там меня не очень волнуют.
— Ты думаешь, он знает о нас?
— Ренни ему не скажет. До того как он уехал, она ему не сказала, и сомневаюсь, что сказала потом.
— Она очень заботится о нем, не так ли? — спросила Нина.
— Очень заботится.
— Так что будет трудно его убить.
— Нина, я уже говорил тебе, что в этом нет абсолютной необходимости.
Тогда она сделала нечто, чего никогда раньше не делала. Подняв его большую руку, она положила ее себе на грудь.
— Я думаю, что есть.
Затем она предоставила ему возможность увлечь ее на пол кабинета.
Через тридцать минут Нина распрощалась с ним.
«Он такой непринужденный», — подумала она, наблюдая, как Холлис выходит через ворота. Он обернулся через плечо и усмехнулся. Она тут же ответила, подняв руку и изобразив безукоризненную улыбку. Нина не отходила от порога, пока Холлис не скрылся из виду.
Закрыв дверь, она вернулась в кабинет, налила себе виски и села, глядя на пол, где когда-то совратила Холлиса Бэнкса. Вот бы удивился Джон, подумала она, если бы застал их здесь. Со своим мужем она никогда не делала ничего подобного. Он стал бы подозрительным и гадал бы, чего она добивается. А Холлис даже не спросил разрешения.
Нина сделала глоток. Ее руки не дрожали, черты лица были безмятежны. Но внутри бушевал огонь, и алкоголь только раздул пламя.
Было трудно примириться с тем, что Джон до сих пор жив. Она так тщательно все спланировала, просчитала все возможности — кроме той, что он может остаться в живых. Этот план расцвел пышным цветом, когда она встретила Холлиса Бэнкса, но семена были посеяны тогда, когда эта шлюха Мойра Деннехи стала любовницей ее мужа.