Любовница французского лейтенанта
Шрифт:
Но он все еще не догадывался.
Равным образом он не догадывался — да, впрочем, и не мог догадаться, — что произошло с Сарой, когда она рассталась с ним накануне. Быстро пройдя лес, она достигла места, откуда обычно сворачивала на верхнюю тропинку, с которой ее не могли увидеть обитатели сыроварни. Наблюдатель мог бы заметить, что она замешкалась, а если бы он еще был наделен таким же острым слухом, как и Сара, то догадался бы почему: со стороны сыроварни, футов на сто ниже тропы, между деревьями раздавались голоса. Сара молча и неторопливо шагала вперед, пока не подошла к большому кусту остролиста, сквозь который ей была видна задняя стена дома. Некоторое время Сара стояла неподвижно, и по лицу ее никак нельзя было прочесть ее мысли. Потом что-то происходившее внизу возле коттеджа заставило ее шагнуть вперед. Но вместо того, чтобы скрыться в лесу, она смело вышла из-за куста и двинулась вперед по тропинке, соединявшейся с проезжей дорогой над сыроварней. Таким образом, она появилась прямо перед глазами двух женщин, стоявших у двери, одна из которых, с корзиной в руках, по-видимому, собралась уходить.
На тропинке появилась одетая в черное Сара. Не глядя вниз на дом и на эти две пары изумленных глаз, она быстро пошла вперед и скрылась за живой изгородью, окружавшей поле над сыроварней.
Одна из женщин, стоявших внизу, была жена сыровара. Вторая — миссис Фэрли.
24
Я однажды слышал, будто типичным викторианским присловьем было «Не забывайте, что он ваш дядя».
— Это чудовищно. Чудовищно. Я уверена, что он потерял рассудок.
— Он потерял чувство меры. А это не совсем одно и то же.
— Но почему именно сейчас?
— Милая Тина, Купидон известен своим презрением к чужим удобствам.
— Вы прекрасно знаете, что дело вовсе не в Купидоне.
— Боюсь, что именно в нем. Старые сердца наиболее чувствительны.
— Это все из-за меня. Я знаю, что я ему не нравлюсь.
— Полноте, что за чепуха.
— Совсем не чепуха. Я отлично знаю, что для него я дочь суконщика.
— Милая моя девочка, возьмите себя в руки.
— Я сержусь только оттого, что речь идет о вас.
— В таком случае, предоставьте мне сердиться самому.
Наступило молчание, которое дает мне возможность сообщить, что вышеозначенный разговор происходил в непарадной гостиной миссис Трэнтер. Чарльз стоял у окна, спиной к Эрнестине, которая только что плакала, а теперь сидела и гневно мяла кружевной платочек.
— Я знаю, как вы любите Винзиэтт.
О том, что Чарльз собирался ответить, можно лишь строить догадки, ибо в эту минуту дверь отворилась и на пороге показалась радостно улыбающаяся миссис Трэнтер.
— Вы так скоро вернулись!
Была половина десятого вечера, а утром Чарльз еще только подъезжал к Винзиэтту.
Чарльз печально улыбнулся.
— Мы очень быстро… покончили с делами.
— Произошло нечто ужасное и постыдное.
Миссис Трэнтер с тревогой взглянула на трагическое и возмущенное лицо племянницы, которая продолжала:
— Чарльза лишили наследства!
— Лишили наследства?
— Эрнестина преувеличивает. Дядя просто решил жениться. Если ему посчастливится и у него родится сын и наследник…
— Посчастливится! — Эрнестина негодующе сверкнула глазами на Чарльза.
Миссис Трэнтер в смятении переводила взгляд с одного лица на другое.
— Но… кто его невеста?
— Ее зовут миссис Томкинс. Она вдова.
— И достаточно молодая, чтобы родить ему дюжину сыновей.
— Едва ли так много, — улыбнулся Чарльз, — но она достаточно молода, чтобы родить одного.
— Вы ее знаете?
Эрнестина не дала ему ответить.
— Вот это-то как раз и постыдно. Всего два месяца назад дядюшка в письме к Чарльзу издевался над этой женщиной, а теперь он перед нею пресмыкается.
— Дорогая Эрнестина!
— Я не хочу молчать! Это уж слишком. Все эти годы…
Чарльз досадливо вздохнул и обратился к миссис Трэнтер.
— Сколько я понимаю, она из весьма почтенной семьи. Ее муж командовал гусарским полком и оставил ей порядочное состояние. Нет никаких оснований подозревать ее в корыстных целях.
Испепеляющий взгляд, брошенный на него Эрнестиной, ясно свидетельствовал о том, что, по ее мнению, для этого есть все основания.
— Я слышал, что она весьма привлекательна.
— Она наверняка любит охотиться с собаками.
Чарльз мрачно улыбнулся Эрнестине, которая намекала как раз на то, за что успела попасть в немилость к чудовищу дяде.
— Наверняка. Но это еще не преступление.
Миссис Трэнтер плюхнулась в кресло и снова принялась переводить взгляд с одного молодого лица на другое, пытаясь, как всегда в подобных случаях, отыскать хоть слабый луч надежды.
— Но ведь он слишком стар, чтобы иметь детей?
Чарльз мягко улыбнулся ее наивности.
— Ему шестьдесят семь лет, миссис Трэнтер. Он еще не слишком стар.
— Зато она ему во внучки годится.
— Милая Тина, единственное, что остается человеку в таком положении — это сохранять достоинство. Я вынужден просить вас ради меня не сердиться. Мы должны сделать хорошую мину при дурной игре.
Увидев, каких трудов ему стоит скрывать свое огорчение, Эрнестина поняла, что ей следует переменить роль. Она бросилась к нему, схватила его руку и поднесла ее к губам. Он привлек ее к себе, поцеловал в макушку, но обмануть его ей не удалось. Землеройка и мышь, быть может, с виду похожи, но — увы — только с виду; и хотя Чарльз не мог найти точное определение тому, как Эрнестина вела себя, услыхав столь неприятную и даже скандальную новость, это скорее всего было бы: «не достойно леди». С двуколки, доставившей его из Эксетера, он соскочил прямо у дома миссис Трэнтер и ожидал нежного сочувствия, а отнюдь не ярости, которой Эрнестина хотела подладиться к его оскорбленному самолюбию. Быть может, в том-то и было дело — Эрнестина не поняла, что джентльмен никогда не выкажет гнева, который, по ее мнению, он должен испытывать. Однако в эти первые минуты она слишком уж напоминала дочь суконщика, которой натянули нос при продаже сукна и которая лишена традиционной невозмутимости, этой великолепной способности аристократа ни в коем случае не позволять превратностям судьбы поколебать его принципы.
Он усадил Эрнестину обратно на софу, с которой она спрыгнула. Разговор о решении, которое он принял во время своего долгого обратного пути и которое являлось главной причиной его визита, придется, очевидно, отложить на завтра. Он попытался показать, как следует себя вести, но не нашел ничего лучшего, чем непринужденно переменить тему.
— А какие знаменательные события произошли сегодня в Лайме?
Словно вспомнив о чем-то, Эрнестина обратилась к тетке.
— Вы что-нибудь о ней узнали? — и, не дожидаясь ответа, взглянула на Чарльза. — Одно событие действительно произошло. Миссис Поултни уволила мисс Вудраф.