Любовник королевы
Шрифт:
– Хорошо. Ступай, – произнес Сесил, погружаясь в раздумья.
«Думай, – мысленно велел себе Уильям. – Допустим, днем или вечером ей взбредает в голову приказать мне, чтобы я, в свою очередь, потребовал от французов то и се, пятое и десятое. Елизавете это свойственно. Мало того что я предотвратил опустошительную войну, так нет, ей подай еще и Кале, и запрет на изображение этих чертовых леопардов на гербе, и полмиллиона крон. Допустим, тот же идиот Дадли нашептал королеве, что это возможно, мол, французы теперь согласятся на все. Хуже, если она пообещала придворным добиться от французов дополнительных уступок. Нет. Елизавета взбалмошна, но не глупа. Запал проходит, и она понимает всю нелепость своих требований. Что делать? Написать
Размышления несколько успокоили Сесила. Он снова вышел в сад, сел и продолжил рассуждать.
«Итак, она показала себя решительной королевой, заботящейся о благе страны. Я балансировал, как канатный плясун, уламывая этого Рандана. Мы с нею оба делали то, что вынуждены были. Потом, желая показать, что все эти решительные требования не более чем сотрясание воздуха, не имеющее никакой силы, она говорит моему слуге, что я могу просто отмахнуться от всех этих требований, если ее письмо запоздает. Естественно, так оно и вышло. – Сесил вздохнул и отер вспотевший лоб. – Хорошо то, что хорошо кончается. Королева потешила свое тщеславие, а я выполнил свой долг. Если что и пострадало, так только моя радость и надежды на то, что королева будет мне признательна. – Он убрал измятое письмо во внутренний карман, усмехнулся и продолжил свои рассуждения: – Щедрой хозяйкой ее не назовешь. Во всяком случае, по отношению ко мне. Письмо она написала, чтобы потрафить кому-то другому. Уж не знаю, как Елизавета будет потом выпутываться из всего этого. Но здесь я ей не помощник. Пожалуй, ни в одной стране, ближней или дальней, ни у кого из королей не было слуги вернее и исполнительнее, чем я у нее. За это ее величество вознаграждает меня… ловушкой. – Сесил встал и направился в замок. – Скорее всего, это не она сама. Было бы несправедливо упрекать ее в отсутствии щедрости. Едва ли ей хотелось испортить мне настроение в момент моего величайшего триумфа. Но у кого-то было такое желание, и я даже знаю этого человека. Роберт Дадли! Готов побиться об заклад собственной жизнью. Это он. Позавидовал моему успеху!.. Его бы сюда, на переговоры с Ранданом. Тогда мы точно получили бы войну с французами. А так, пока я вдали от Лондона, почему бы не принизить меня в ее глазах? Этому Дадли вечно мало того, что он имеет. Ему нужно все больше и больше. Это он заставил ее написать письмо с невыполнимыми требованиями, а она решила ублажить чертова лошадника. Хорошо хоть ума хватило придумать трюк с задержкой. Женская глупость, иначе не назовешь. Идти на такой риск, чтобы сделать приятное этому красавчику. – Сесил хотел было посмеяться над уступчивостью Елизаветы, когда ему в голову пришла совсем другая и весьма тревожная мысль: – А почему это она позволяет ему лезть в политические дела, да еще такие сложные и запутанные? Может, письмо вообще было написано под его диктовку? Замечательно! Он ведь даже не член Тайного совета. Всего-навсего королевский шталмейстер! Интересно, куда еще успел влезть этот субъект, пока меня нет в Лондоне? Каких успехов добился? Боже милостивый, неужели Дадли приобрел над ней такую власть?»
Письмо Сесила о заключении мира в Шотландии было весьма сдержанно встречено придворными Елизаветы. Причиной явилась оценка, данная такому событию сэром Робертом. Это, конечно, хорошо, но не настолько, чтобы шумно радоваться и торжествовать. Персоны, окружавшие королеву, вели себя соответственно, глядя одним глазом на Елизавету, а другим – на ее фаворита.
Главные члены Тайного совета, собравшись в своем кругу, отдавали Сесилу должное, говорили, что он достиг замечательных результатов, но едва ли будет вознагражден за это по заслугам.
– Если бы ему удалось заключить
– Дело здесь не в неблагодарности нашей повелительницы, а в ее любовнике, – без обиняков заявил сэр Николас Бэкон. – Но кто скажет ей об этом и рискнет встать у него на дороге?
Возникла выразительная пауза.
– Во всяком случае, не я. – Сэр Николас улыбнулся. – Когда Сесил вернется, ему самому придется расхлебывать эту историю. Но видит Бог, дальше так продолжаться не может. Это настоящий скандал. Возможно, королева не сознает своего более чем странного положения. Вроде одна, и в то же время нет. Как она сможет произвести наследника, если единственный мужчина, находящийся рядом с ней, – это Роберт Дадли?
– Возможно, это будет его сын, – послышалось сзади.
Такое предположение вызвало возмущенный гул собравшихся. Кто-то выругался, кто-то сказал, что такое вряд ли возможно.
– В конце концов она лишится трона, – предрек еще один член Тайного совета. – Страна не примет его своим королем. Обе палаты парламента не согласятся признать такое. Знаете, досточтимые лорды, будь я проклят, если соглашусь на это.
Все одобрительно гудели, пока кто-то не произнес:
– Это попахивает государственной изменой.
– Ни в коем случае, – возразил Фрэнсис Бэкон. – Мы всего лишь говорили, что не признаем Дадли королем.
И только. Никакой государственной измены здесь нет, поскольку ему не быть нашим властителем. Мы и мысли такой не допускаем. Когда Сесил вернется, он скажет нам то же самое.
Человек, уже считавший себя королем Англии во всем, кроме титула, находился в дворцовой конюшне и осматривал лошадь королевы. Елизавета теперь так мало ездила верхом, что конюху приходилось самому прогуливать коня. Роберту хотелось убедиться в добросовестности парня. Он почесал животное за ушами и стал проверять состояние лошадиной пасти.
За этим его и застал Томас Блаунт. Он подошел сзади и вполголоса произнес:
– Доброе утро, сэр.
– Доброе утро, Блаунт, – так же тихо ответил Роберт.
– Произошло нечто странное. Я подумал, что вам необходимо об этом знать.
– Что же именно? – спросил Роберт, намеренно не поворачивая головы.
Всякий, кто увидел бы их со стороны, решил бы, что королевский шталмейстер и его слуга заняты внимательным осмотром лошадиных ушей.
– Вчера я узнал о перевозке золота. Оно направлено сюда испанцами, но не от них, а от сэра Томаса Грэшема из Антверпена.
– От Грэшема? – удивленно переспросил Дадли.
– Я видел его слугу на корабле. Весь обвешан оружием, даже высох от забот, – сообщил Блаунт.
– Золото для кого?
– Для казны, – ответил Блаунт. – Мелкие монеты, слитки. Такое ощущение, что собирали по всей Европе.
Мой человек подрядился разгружать. Он слышал, будто оно пойдет на чеканку новых монет, чтобы платить жалованье солдатам. Я сразу подумал, что вас это может заинтересовать. Этого добра привезли где-то на триста тысяч фунтов. Причем уже во второй раз, и ожидается еще один рейс.
– Мне это очень даже интересно, – сказал Роберт. – Сведения – те же деньги.
– Думаю, корабль привез золотишко Грэшема. Полновесные деньги, а не тот мусор, что бренчит у меня в карманах.
В мозгу Роберта вспыхнули и закрутились сразу несколько мыслей, но ни одну из них он не высказал вслух.
– Спасибо за новости, Блаунт. Дай мне знать, когда Сесил двинется в обратный путь.
Дадли оставил лошадь заботам конюха, а сам поспешил на поиски Елизаветы. Королева еще не успела полностью одеться. Она сидела у себя в покоях, возле окна, накинув шаль на голые плечи.