Любовник леди Вампир
Шрифт:
– Наверняка потребует, - заметила она.
– Ноэль сделал зарисовки многого из того, что мы рассматривали, сказал Эдмунд.
– Не хотелось бы вам взглянуть на них?
Она согласилась с переменой темы и дала понять, что желает посмотреть рисунки. Она перешла к столу Ноэля и начала перебирать листы бумаги, время от времени посматривая на мальчика и хваля его работу. Эдмунд стоял рядом, вспоминая, как чувствителен был он когда-то к ее настроениям и желаниям, и усиленно пытаясь догадаться, О чем она сейчас думает. Нечто, скользнувшее в одном из ее задумчивых взглядов на Ноэля, кольнуло Эдмунда внезапным страхом, и
– Могу ли я забрать их, чтобы показать архидюку?
– спросила леди Кармилла, обращаясь скорее к Ноэлю, чем к его отцу. Мальчик кивнул, все еще слишком смущенный, чтобы придумать подходящий ответ. Она взяла отобранные рисунки и свернула их в свиток, потом встала и снова посмотрела на Эдмунда.
– Мы весьма заинтересовались аппаратом, - сообщила она.
– Нам следует тщательно поразмыслить, стоит ли предоставить тебе новых помощников, дабы умножались нужные знания и умения. Пока же можешь вернуться к своей обычной работе. Я пришлю кого-нибудь за инструментом, чтобы архидюк смог рассмотреть его на досуге. Твой сын рисует очень хорошо, и должен быть поощрен. Ты и он можете посетить меня в моих палатах в следующий понедельник, мы будем обедать в семь часов, и ты сможешь рассказать мне о своих недавних работах.
Эдмунд поклонился, высказывая согласие - это был, конечно же, больше приказ, чем приглашение. Он заторопился к двери, собираясь открыть ее перед ней, и когда она проходила мимо, они обменялись еще одним коротким взглядом.
Когда она ушла, ему показалось, будто внутри него развернулась туго сжатая пружина, оставив ему чувство расслабленности и опустошенности, и теперь он с каким-то странным спокойствием и отрешенностью задумался над возможностью - теперь более сильной - что его жизнь под угрозой.
Когда вечерний полумрак растаял, Эдмунд зажег на скамье одинокую свечу и уселся, глядя на ее пламя и потягивая темное вино из фляги. Он не обернулся, когда в комнату вошел Ноэль, но когда мальчик пододвинул к нему другой стул и сел рядом, предложил ему фляжку. Ноэль взял ее, но отхлебнул довольно робко.
– Я уже достаточно взрослый, чтобы пить?
– сдержанно поинтересовался он.
– Достаточно, - заверил его Эдмунд.
– Но помни о воздержанности и никогда не пей в одиночку. Традиционный отцовский совет, как мне кажется.
Ноэль наклонился вперед и погладил тонкими пальцами трубку микроскопа.
– Чего ты боишься?
– спросил он.
Эдмунд вздохнул.
– Выходит, ты достаточно взрослый и для этого?
– Мне кажется, тебе надо обо всем мне рассказать.
Эдмунд посмотрел на бронзовый инструмент.
– Было бы лучше сохранять подобные вещи в глубокой тайне. Какой-то человек, механик, снедаемый, как я думаю, желанием угодить вампирам, решил блеснуть своим хитроумием. Бездумно. И теперь все эти игры с линзами с неизбежностью вошли в моду.
– Когда твое зрение начнет слабеть, ты будешь рад очкам, заметил Ноэль.
– В любом случае, я не вижу в этой новой игрушке никакой опасности.
Эдмунд улыбнулся.
– Новые игрушки, - пробормотал он.
– Часы, чтобы показывать время, мельницы, чтобы молоть зерно, линзы для помощи человеческому зрению. Созданные людьми-мастерами для удовольствия своих хозяев. Мне кажется, нам полностью удалось доказать вампирам, насколько мы умны - и сколько еще предстоит узнать по сравнению с тем, что мы уже знаем.
– Ты думаешь, вампиры начинают нас бояться?
Эдмунд глотнул вина из фляги и снова протянул ее сыну.
– Их власть опирается на страх и предрассудки, - тихо сказал он. Они живут долго, лишь немного страдая от смертельных для нас болезней, и обладают поразительной способностью к регенерации. Но они не бессмертны, и люди несравненно многочисленнее их. Страх дает им безопасность, но страх покоится на невежестве, и под маской высокомерности и презрения их гложет страх того, что может случиться, если люди утратят сверхъестественное благоговение перед вампирами. Их очень трудно убить, но даже смерти они боятся меньше, чем этого.
– Но ведь были восстания против власти вампиров. И всегда восставшие терпели поражение.
Эдмунд кивнул, признавая довод.
– В Великой Нормандии живет три миллиона человек, - сказал он, - и меньше пяти тысяч вампиров. Во всей империи Гаул всего сорок тысяч вампиров, и примерно столько же в империи Бизантия. Не знаю, сколько их в ханстве Валахия и Китае, но наверняка не очень много. В Африке один вампир приходится на три или четыре тысячи человек. Если люди перестанут видеть в них демонов и полубогов, непобедимые силы зла, их империя станет хрупкой. Века жизни каждого из них дают им мудрость, но мне кажется, что долгожительство пагубно отражается на созидательном мышлении - они учатся, но не ИЗОБРЕТАЮТ. Люди остаются истинными хозяевами искусств и наук сил, меняющих мир. Они пытались взять все под свой контроль - и обратить в свою пользу - но это до сих пор остается занозой в их боку.
– Но они обладают властью, - настойчиво сказал Ноэль.
– Они ВАМПИРЫ.
Эдмунд пожал плечами.
– Их долголетие реально, и сила регенерации тоже. Но разве их магия делает их такими? Я не знаю наверняка, какова в этом заслуга их песнопений и ритуалов, и не думаю, что даже ОНИ это знают - они цепляются за свои обряды, потому что не могут их отбросить - но какая сила превращает человека в вампира, не знает никто. Сила дьявола? Не думаю. Я не верю в дьявола - мне кажется, это что-то в крови. По-моему, вампиризм может быть чем-то вроде болезни, но такой, что делает человека сильнее, а не слабее, защищает его от смерти вместо того, чтобы убивать. И если дело именно в ЭТОМ... теперь ты понял, почему леди Кармилла спрашивала, смотрел ли я на кровь в микроскоп?
Ноэль смотрел на инструмент секунд двадцать, обдумывая слова отца, потом рассмеялся.
– Если бы мы ВСЕ смогли стать вампирами, - весело сказал он, - нам пришлось бы пить кровь друг у друга.
Эдмунд не мог позволить себе подобной иронии. Для него возможности, вытекающие из раскрытия секрета природы вампиров, были куда более близкими и совершенно мрачными.
– Неверно, что им НУЖНО пить людскую кровь, - сказал он сыну.
– Они не питаются ею. Она дает им... что-то вроде наслаждения, непонятного для нас. И это часть мистики, делающей их столь ужасными... и потому столь могущественными.
– Он смутился и смолк. Он не знал, сколько известно Ноэлю о его источниках информации. Он никогда не говорил с женой о днях его связи с леди Кармиллой, но невозможно оградить уши мальчика от сплетен и слухов.