Любовный секрет Елисаветы. Неотразимая Императрица
Шрифт:
Мадам д’Акевиль уже собиралась было поженить сына и воспитанницу, обнаруживших явное пристрастие друг к другу, но невеста нарушила ее матримониальные планы. То ли эта рыжая непоседа слишком долго и не без пользы рылась в старых письмах, которые Анастасия Яковлевна не удосужилась спрятать и хранила в семейной библиотеке, то ли опять, по своему обыкновению, подслушала один из разговоров тетки с мужем, то ли маркиз де Шетарди, догадывавшийся о многих тайнах Шубиных, слишком уж разоткровенничался с беспокойной юной особой, не сводившей с него внимательных, восхищенных глаз. Так или иначе, но в один прекрасный день Лиза сбежала из дома, прихватив с собой жениха.
Д’Акевили обнаружили беглецов в Париже, в плохонькой гостинице, где графиня Шубина заявила
– Уважения! – закричала Анастасия Яковлевна, вне себя от страха и гнева. – Признания прав! В Сибирь сошлют твою Лизу или в монастырь упрячут. Мало государыня покойная ее от людей прятала! А ты, мальчишка, что затеял! Домой немедля, и из дома ни ногой. Оба!
На этот раз Анастасии Яковлевны удалось сломить упорство сына и воспитанницы и увезти детей домой. Но потом Лиза снова сбежала, а вслед за ней исчез и Жак. Через несколько лет след беглецов обнаружился в Польше…
Глава третья
Предупреждение
– Долгое и славное царствование… Двадцать лет на отцовском троне… Успехи русского оружия, расцвет искусств и наук, первый в империи театр, Сумароков и Ломоносов… Восстановление древних прав и вольностей Украйны! Гетманство моего брата Кирилы. Все это – ее правление. Но был и страх, неизбывный, не стихавший ни на минуту. Страх и раскаяние. Она считала себя клятвопреступницей, нарушившей присягу. Ведь Елизавета Петровна присягала правительнице Анне, клялась бедняжке в верности, целовала крест! А потом гноила в крепостях ее сына Ивана. Мальчик не видел никого, кроме тюремщиков, и ничего, кроме тюремных стен. Просил о прогулке и о солнечном свете, как о небывалой милости! У него отобрали все: власть, семью, свободу, имя!
Сын правительницы Анны, свергнутый император Иоанн Антонович, стал безымянным заключенным, которого, словно вещь, забывали то в одной, то в другой крепости! Потом государыня велела называть его Григорием. Как самозванца Гришку Отрепьева, про которого, впрочем, многие сказывают, что он был подлинным русским царевичем… Сколько раз я просил государыню отправить ребенка со всем семейством в Германию! Лиза упорствовала, она смертельно боялась Иванушку. Полагала, что у него много сторонников, и если отпустить мальчика с семьей в Германию, то в Петербурге, на немецкие деньги, вспыхнет бунт. Но даже забытый в Шлиссельбургской крепости Иванушка внушал ей страх. Поэтому она и не спала ночами. Отчаянно прислушивалась к каждому шороху, вздрагивала от каждого случайного стука. Боялась дворцового переворота, подобного тому, который возвел ее на престол. Право же, цесаревной Елизавета была счастливее… А потом ей стала сниться несчастная Анна Леопольдовна, скончавшаяся в Холмогорах…
– Я знаю эту историю, граф Алексей Григорьевич. Я слыхала, что покойной государыне во сне явилась правительница Анна и напророчила ее дочери участь несчастного Иванушки. Пожизненное заточение. Одиночество… Отнятое имя… Но, слава Богу, Лиза на свободе.
– Лизоньке угрожает опасность, Анастасия Яковлевна! Пусть перестанет смущать умы и рассуждать о своих правах… Завещание Елизаветы Петровны уничтожено – никто не может засвидетельствовать права Лизы. Ее участь – быть графиней Шубиной, а не великой княжной Елизаветой. Новая императрица крепко сидит на троне, и поддерживает ее мой наивный брат. Кирилл Григорьевич знает об уничтоженном завещании покойной государыни, но поддерживает Екатерину, а не собственную племянницу.
– Но ведь Екатерина грозится уничтожить гетманство! Разрушить дело всей его и вашей жизни!
– Пусть так. Но перед страстью голос крови бессилен.
– А голос истины?
– Увы…
Этот разговор происходил в Петербурге, в Аничковом дворце, где жил удалившийся от двора граф Алексей Разумовский. О графе говорили, что он живет среди теней, так много было в его доме реликвий прошлого царствования. В Аничковом дворце по-прежнему царила Елизавета: гостей Алексея Григорьевича окружали ее портреты и принадлежавшие ей вещи. Нынешняя государыня Екатерина казалась графу менее живой и реальной, чем покойная Елизавета. Алексей Григорьевич не принял нового царствования и редко виделся даже с собственным братом, которому не мог простить предательства интересов семьи и восшествия на престол Екатерины. Все знали, что Кирилл Разумовский помог Екатерине свергнуть с престола собственного мужа, привел на ее сторону собственный полк и отдал распоряжение печатать в подвластной ему типографии Российской академии наук манифест о восшествии на престол новой государыни.
– Россией должна была править наша с Елизаветой дочь! – кричал Олекса брату. – Моя дочь и твоя племянница! А не этот глупец Петр Федорович или его ловкая жена! Ты помнишь, как она называла Елизавету «колодой» и ждала ее скорой кончины! Если бы ты не поддержал Екатерину, на престол, с Божьей помощью, взошла бы наша Лизанька!
Эти споры привели к охлаждению братской любви. Кирилл Григорьевич во время своих визитов в Петербург старался обходить Аничков дворец стороной. Гетман сидел в своем дворце в Батурине, но уже понимал, нюхом испытанного царедворца чуял, что над ним и Украиной собираются тучи. Что, если Екатерина и вправду отменит гетманщину? Тогда выходит, что прав Алексей и нужно было поддержать племянницу Лизу? Но какая императрица вышла бы из взбалмошной девчонки, ничего не знавшей о своих подлинных родителях?! Или чего стоит эта новая причуда Алексея?! Говорят, что в своей нелюбви к Екатерине он дошел до того, что тайно сносится со Шлиссельбургским узником, несчастным императором Иваном Антоновичем…
Летним вечером 1763 года граф Алексей Разумовский, этот удалившийся от людей вельможа, чья напускная неприветливость последних лет стала входить в поговорку, принимал у себя приехавшую инкогнито французскую даму. Алексей Григорьевич принимал мадам д’Акевиль в кабинете, и государыня Елизавета, в расцвете красоты и славы, благосклонно улыбалась им с портрета Токе.
– Я не могу сломить упрямства вашей дочери, граф. – Мадам д’Акевиль никак не могла унять предательскую дрожь в руках. – Сколько раз я просила, умоляла, требовала! Одно твердит наша Лиза: «Я – российская великая княжна, дочь покойной императрицы!» И мой сын с ней заодно! Что мне делать с этими детьми? Ах, Алексей Григорьевич, вам непременно нужно увидеться с дочерью и образумить ее!
– Я слыхал, она в Польше… – Граф бросил вопросительный взгляд на портрет Елизаветы, как будто бы государыня могла дать ему оттуда, с небес, хороший совет.
– В Польше… – Анастасия Яковлевна умоляюще взглянула на Разумовского. Ах, он все знает, стало быть, следит за метаниями дочери, помогает ей, а может быть, и нарочно окружил Лизу поляками и малороссами. Чего только он добивается?! Неужели хочет составить Лизе партию и вправду помочь ей воцариться? – Сидит с моим сыном в дешевой гостинице и принимает католических священников. Думает, что папа поможет ей взойти на русский престол. И это православная царевна! Наше счастье, что Екатерине недосуг заняться этой упрямой девчонкой!
– Власть Екатерины не так сильна, как вам кажется, Анастасия Яковлевна… – задумчиво сказал Разумовский. – Трон принцессы Фике еще можно раскачать. Но вы правы, мы не будем пока рисковать безопасностью Лизы. Я напишу нашей лялечке письмо, попрошу ее вернуться к вам, скажу, что еще не пришел ее час заявить о своих правах… Если бы только Кирилл Григорьевич был на нашей стороне! Но он до сих пор околдован Екатериной! Пусть Лиза пока затаится. Мы должны выиграть время…
– Напишите, Алексей Григорьевич! Непременно! – Французская гостья вскочила и стала нервно расхаживать по комнате. – Вас она должна послушаться! И мой сын тоже…