Любовный треугольник
Шрифт:
Это было чудовищно несправедливо: так безнадежно влюбиться! В кого?! В супругу генерального директора! В жену человека, который спас ему жизнь и тащил вверх по карьерной лестнице, словно локомотив, который – и главное именно в этом! – единственный в этой суровой Москве отнесся к нему как к человеку.
Глеб понимал, что до сих пор не поборол своих чувств, хотя очень старался. Он не мог задушить безумной любви: и чем чаще сталкивался со Светланой Георгиевной в коридорах компании, тем безнадежнее терял голову. Видел ее – и забывал дышать. Знал, что нельзя, не надо, но все равно искал встреч. Топтался под дверями ее кабинета
В его любви мешались страсть и страх, поклонение и вина, нежность и боль. Чем дальше, тем яснее он понимал: исчезнуть из ее жизни выше его сил. Пусть все их встречи были короткими минутами рано утром и поздно вечером, которых она даже не замечала. Для Глеба они превращались в вечность. Он жил и бережно, как сокровища, перебирал в голове каждую секунду их встреч.
А она не обращала внимания. Не замечала его состояния, не улавливала безумных взглядов, которыми он одаривал ее, оставшись с ней наедине. Не видела ничего!
Он не знал, что именно происходит со Светланой Георгиевной, но видел одно – она невыносимо страдает. Физически ощущал разрушающую боль, которую она в себе носит. Как он хотел помочь! Исцелить, зализать ее раны! Принять их на себя. Но она, стоя с ним рядом и заставляя кровь закипать в его жилах, была далека, как луна.
Иногда – последнее время все чаще – Глеб видел Светлану Георгиевну в абсолютно потерянном состоянии. В первый раз он подумал, что виной тому нечеловеческая усталость – она даже шла неровно, пошатывалась. Издалека была похожа на человека, убитого горем. Но когда она вошла в лифт, он все понял: его любимая женщина была мертвецки пьяна. Она закрыла глаза и прислонилась к стене лифта, не видя его. Да что же с ней происходит?!
Он спросил, не нужна ли помощь, – она его даже не слышала. Ком подступил к горлу, он ошалел: уже не скрываясь, умолял сказать, что происходит. Признавался в любви. Она сохраняла безразличие статуи.
Лифт остановился, двери раскрылись. Светлана Георгиевна разомкнула веки и, все-таки не удержавшись, споткнулась на выходе из лифта. Глеб подхватил ее под локоть, удержал, а сам чуть не потерял сознание от прикосновения, которое поразило его разрядом молнии. Она отшатнулась и высвободила руку.
И снова эта горечь, эта боль в ее осанке, в движениях… Глеб смотрел ей вслед, и сердце его замирало от страха каждый раз, когда она делала шаг. Он невольно брел за ней следом, готовый в любую секунду броситься, поддержать, и сердце его разрывалось на части.
Он хотел умереть, лишь бы облегчить ее страдания. Мечтал о мучениях, лишь бы она не знала их! Конечно, Глеб догадывался, что все дело в компании: эти постоянные финансовые проблемы кого угодно были способны довести до белого каления! Он видел, сколько бед и трудностей каждый день валится на ее хрупкие плечи. И дал себе слово – пока он жив, по крайней мере о воровстве она не услышит. Он будет работать двадцать четыре часа в сутки, будет стоять на дверях супермаркетов и жить в подсобках магазинов, но краж на ее территории не допустит!
Глеб держал свое слово. Супермаркет в Отрадном стал образцовым. Потерь теперь там практически не было – любая попытка нарушить дисциплину, даже если речь шла об украденном к чаю кусочке сыра, каралась увольнением, а дело передавалось в милицию. Сложно себе представить, сколько уголовных дел было возбуждено из-за обращений Самойлова! Да, к нему относились теперь как к деспоту, да, его ненавидели люди с нечистой совестью, но в результате он от них и избавился. В магазине образовался наконец коллектив, за который ему не было стыдно. И перед Светланой Георгиевной в первую очередь.
Не исключено, что найдутся желающие ему отомстить – Глеб это понимал. Тот же Матвей в конце концов выйдет на свободу через несколько лет. Но собственная судьба теперь мало его волновала: главным было счастье другого человека. Он должен был оградить ее от тревог и от бед.
Глеб поднялся по ступеням крыльца здания психологического факультета МГУ и торопливо прошел в глубь коридора. Вокруг было пусто и тихо – списки вывесили несколько дней назад, и все абитуриенты уже, наверное, здесь побывали. Только ему все недосуг было заехать. Он машинально поискал в первых попавшихся на глаза списках свою фамилию. Ничего.
Он вздохнул с облегчением. Ну и бог с ним! Все равно времени на учебу у него теперь нет – работа круглые сутки. Сергей Андреевич строит и строит новые магазины, компания непрерывно растет: скоро они все даже про сон забудут.
Для того чтобы окончательно убедиться, Глеб нашел начало списка и прочитал: «…Поступивших на дневное отделение».
Вот же олух! Не туда посмотрел – он на заочное документы свои подавал.
Глеб отыскал нужный список и быстро пробежал глазами до буквы «С». Самойлов Г.А. Вот он! Неужели все-таки поступил?!
Удивительно, что новость, которая год назад доставила бы ему огромную радость, теперь не вызывала эмоций. Разве что чувство досады от того, что нужно будет как-то выкручиваться с работой. Метаться между супермаркетами и занятиями в университете.
Он подумал, что надо бы, наверное, позвонить матери. Сообщить, что он наконец сделал то, ради чего уехал в Москву. Хотя… У нее все-таки в жизни другие приоритеты: с тех пор как его карьера резко рванула вверх и он стал высылать ей каждый месяц сумму, равную тем двум зарплатам, на которые она мечтала его пристроить, он для нее превратился в бога. Кроме «милый сыночек», других слов Глеб теперь и не слышал.
Побывав дома на майские праздники, он окончательно убедился в том, что личность слабого человека – это воск, из которого обстоятельства жизни лепят все, что угодно. Если хочешь ваять судьбу собственными руками, нужно учиться быть сильным.
Мать, слабая женщина, светилась, как стоваттная лампочка, и не знала, как угодить сыну. Она изменилась так, что он ее не узнавал: откуда столько любви, столько нежности?! Видимо, весь запас нерастраченных чувств она обратила теперь на Глеба, который – единственный из всех – ее не предал. Сын превратился в надежного и честного мужчину, о котором она мечтала всю жизнь: даже болезненная любовь к отцу почти испарилась. Теперь кумиром – опорой и поддержкой – стал он.