Любви все возрасты покорны
Шрифт:
— тренируйся, в силу своих возможностей. Папа на охоту или рыбалку — идем вместе. И так во всем.
Правда, этот принцип работал только в пределах каких-то практических навыков. Когда сын безоговорочно был уверен, что отец знает и умеет больше его и может всему научить. Но когда я пытался заставить его думать, как я или поступать так, как я приказал, тут уж фигушки-лягушки.
Мне кажется, что мои слова: "Все! Я сказал!", он слышал еще в утробе матери, — с улыбкой произнес Стас. — И, наверное, уже в Иринкином животике возмущался, что не учитывается его мнение, и пинался ножками.
— А
— Ну, не то, чтобы часто, — задумался Оболенский, — но говорил, было дело. Чаще, я произносил это на работе.
Надо признать, что по молодости, я был весьма самодовольным субъектом. Начинал-то я с самого низу, с подручного рабочего. А так как очень уж стремительно взлетел по служебной лестнице, то считал, что я все знаю и мое мнение — это истина в последней инстанции. Головка от успеха закружилась. А спорить с начальством, сама понимаешь, себе дороже. Да еще с таким, как я, — заметил он.
— Строгим начальником был? — улыбнулась Аня.
— Честно говоря, был глупым, молодым и самовлюбленным нахалом. Меня, как-то мало волновало, согласны со мной подчиненные или нет. Я сказал и все! Хотите конфликта — вы его получите, — думал я. И все это было написано у меня на лице. Я был излишне эмоциональным и совсем не умел свои эмоции скрывать.
— Ты и сейчас такой неумолимый? — спросила Анна.
— Да нет! Боже сохрани, — возразил он. — Мудрость-то с годами приходит. А вот с Юркой отношения типа: я начальник — ты дурак,
— не проходили. Я Оболенский и он тоже. Я упертый и сынуля такой же. Если я просто говорил ему "нет", не удосуживаясь объяснить почему, то он поступал именно так, как нельзя.
А сын, это не подчиненный работник, я с ним в конфронтацию вступать совершенно не хотел. Именно Юрась сбил с меня спесь, научил прислушиваться к чужому мнению и даже менять свои решения.
Так что еще не известно, кто кого больше воспитывал, — усмехнулся Стас. — Но он у меня был один и был для меня смыслом жизни после гибели Иринки. Хотя я никогда не сюсюкал с ним, не баловал, не нежил, но делал все, чтобы Юра понимал, что я уважаю его, как личность.
Поэтому я всегда разговаривал с ним, как с равноправным членом семьи и даже иногда советовался, как лучше сделать. Он, кстати, это ценил. Клянусь, ни разу в жизни не только не ударил, но и не замахнулся на сына. Даже, когда был с ним совершенно не согласен или возмущен. Собирал волю в кулак и старался без крика и нравоучений обсудить проблему и найти компромиссное решение.
Но, знаешь, Аня, — с усмешкой продолжил он, — правильно говорят, что маленькие детки — маленькие бедки, большие детки — большие бедки. В детстве, что? Искупал его, накормил, спать уложил и все нормально. Бывало, что придет он с улицы по маковку в грязи, или штанишки порвал, курточку — разве это проблемы? А вот в подростковом возрасте уже начинают возникать более серьезные дела. В 13 — 16 лет пацан может такого наворотить, не расхлебаешь.
— Ты, кстати, очень мало рассказывал мне о сыне, когда тот подрос, больше о маленьком, — сказала Анна. — Если вы с ним были, как друзья, у тебя, наверное, и особых проблем с сыном не было.
— В жизни так не бывает, Анюта. Случались у нас проблемы, еще какие, особенно в старших классах.
Первый раз сынуля поразил меня, когда ему еще четырнадцати лет не исполнилось. Хотя, если здраво рассудить, то в той ситуации, о которой я хочу тебе поведать, он поступил именно, придерживаясь того самого принципа: "Делай, как я" — со смехом произнес Оболенский.
— И чем же он тебя так поразил?
— Обычно, мы с Юркой куда-нибудь ездили в отпуск вдвоем, а потом до конца лета я отправлял его к бабе Лизе в Анапу. Как-то ждал я возвращения сына перед началом учебного года. А накануне, я был в Тюмени с неделю. И там один мой знакомый "сосватал" мне,
какую-то молоденькую деваху.
— Стасюля, вот это мне уже совсем не интересно, — перебила его Анна.
— Да погоди, это, так сказать, предыстория. Короче, вернулся я домой и вдруг через несколько дней эта девица приезжает ко мне. Оказалось, я свой паспорт оставлял на столе, и она высмотрела мой адрес. Я в шоке. Говорю ей, что у меня здесь работа, сын скоро приезжает, соврал, что у меня в городе невеста есть — бесполезно. Не уеду и все.
Вытащил из сумочки ее паспорт, чтобы купить билет и отправить восвояси, открыл и обомлел. Ей 17 лет! Вот это, — думаю, Оболенский ты влип. Напишет на меня заяву и припаяют мне растление несовершеннолетних. Всю ночь ей мозги вправлял.
— Ну, предположим, ночью ты не разговорами занимался,
— насмешливо произнесла Аня.
— Анюта, клянусь, я был действительно шокирован и взбешен так, что никаких греховных мыслей даже в голову не приходило.
Детский лепет мне, какой-то несет про любовь с первого взгляда, дескать, женись на мне, я тебе девочку рожу. И чего, говорит она мне, ты сына боишься? Он еще маленький, у него еще женилка не выросла, так что я его смущать не буду.
А на следующий день Юрась приехал. Да вытянулся так за лето. В неполных четырнадцать лет, почти с меня ростом уже был. Удивился, что у нас в доме, какая-то девица. Я ему пытался, что-то там навесить на уши, а он так смотрит с ухмылочкой, дескать, ладно батя, не суетись, я все понимаю.
Было воскресенье, самолеты в Тюмень не летали, а в понедельник меня срочно вызвали на буровую. Дал я этой Лене деньги на билет, сказал, что завтра вернусь, и чтоб духу ее здесь не было.
Через два дня возвращаюсь, она у нас. А Юрка глаза отводит, суетится, чего-то. Я сразу все понял. Тут же сажаю ее в машину и в аэропорт. Благо, рейс на Тюмень был часа через полтора.
По дороге, без тени смущения, она поведала мне, что женилка у моего сына уже выросла не меньше моей, и вообще, щебетала, как невинная птаха.
— Да Стас, ранний у тебя сын. Ну, ты хоть поговорил с ним?
— Я, конечно, поговорил, но по дороге домой даже машину останавливал, чтобы успокоиться. Думал, как бы так построить разговор, чтобы и он не обиделся, и кое-что на ус намотал.
— Ты еще обдумывал, как бы его не обидеть? — удивилась Анна.
— А как иначе, Ань? Ну, наорал бы я на него, устроил бы скандал и чего бы добился? Стал бы потом мой сын делиться со мной своими интимными секретами и проблемами? Стал бы советоваться со мной, как с мужчиной?