Любящая доброта простыми словами. Практика метты
Шрифт:
Всегда начинайте с себя.
Честно скажите себе: «Поскольку я хочу, чтобы мой ум и моё тело были здоровыми, я должен понять, как возникает гнев. Я должен быть дружелюбным к себе и ощущать спокойствие. В прошлом я страдал от деструктивных действий тела и ума. Нездоровые привычки причиняли мне вред. Я должен ясно их увидеть и практиковать метту в отношении самого себя». После этого следуйте истине, которую раскрывает практика
Если вы привыкли командовать, помыкать другими или бываете грубы, выражая обиду в своих мыслях, словах или делах, вы отгораживаетесь от других. Практикующий метту, вне зависимости от пола, может быть мягким. Не будьте высокомерны. Ведите себя скромно, без заносчивости. Если кто-то указывает на ваши ошибки, не отвечайте им критикой и не говорите: «На себя посмотри. Ты хоть знаешь, сколько проступков совершил ты сам?» Если мы превозносим себя и свысока смотрим на других, практиковать метту может быть сложно. Метта уравнивает всех. Мы все равны в этом путешествии жизни. У каждого из нас своя карма. Размышляйте так: «Я достаточно страдал, чтобы стать скромнее. У меня нет оснований для гордыни и высокомерия. В конце концов, мы все в одной лодке».
Практикуйте метту ради блага всех существ. Будьте скромными и уделяйте внимание другим. Вам нечего терять. Ваша комната для медитации – это не поле боя. Вы просто пытаетесь обрести спокойствие и жить гармонично. У вас нет повода для тщеславия, нет повода для войны. Все мы подвержены болезни, старению и смерти. Нам придётся оставить всё, что у нас есть. Даже если мы занимаемся физическими упражнениями, хорошо питаемся, медитируем и как следует заботимся о своём теле, однажды мы умрём, оставив своё здоровье и богатство позади. Наша карма – единственное, чем мы действительно владеем. Если мы будем жить и умрём с меттой, наш ум будет спокоен.
Глава 5. Метта в действии
В мае 1975 г., через месяц после окончания Вьетнамской войны, мне позвонили из госдепартамента США и предложили служить в качестве буддийского священника в лагере для беженцев во Флориде. Туда стекалось множество вьетнамцев, бежавших из своей страны. У меня не было никакого опыта работы с беженцами, я не говорил ни по-вьетнамски, ни по-французски, и всё же я согласился. Я позвонил своему другу Джону Гарджесу, работавшему с беженцами и немного говорившему по-французски, и он согласился сопровождать меня.
Через два дня мы оказались единственными пассажирами, летевшими на самолёте ВВС США на военно-воздушную базу Эглин неподалёку от Пенсаколы, Флорида. Нам предоставили удобное бунгало, мне объяснили мои обязанности. Я должен был давать утешение десяти тысячам новоприбывших вьетнамцев, проводить религиозные службы и предоставлять любую другую необходимую духовную поддержку. В лагере также были католические и протестантские священнослужители, которые должны были помогать беженцам, обращённым в их веру.
Всего через два часа после прибытия мы с Джоном уже встречали полный самолёт беженцев в изорванной одежде, у которых почти или вообще ничего не было с собой. Казалось, что они пребывали в состоянии шока, многие плакали – особенно дети. Некоторые явно были больны или ранены, а другие находились в состоянии эмоционального потрясения. Некоторые держались за руки незнакомых им людей. Слишком многие оказались разлучены со своими близкими. Видя меня в моём оранжевом одеянии, многие улыбались. Другие заливались слезами или начинали мне кланяться. Каждый день мы встречали полные самолёты беженцев, и сцена повторялась. Казалось, что привычный вид буддийского монаха позволял вернуться к жизни многим вьетнамцам, напуганным войной, а теперь увезённым в неизвестную им страну.
Моя работа с беженцами приносила мне удовлетворение. Я чувствовал, что даю утешение людям, оказавшимся в очень сложной жизненной ситуации. Это было просто. Куда сложнее было поладить с некоторыми другими священнослужителями. Кое-кто из них видел возможность для обращения беженцев в христианство – в конце концов, перед ними были тысячи душ, нуждавшихся в спасении.
Религиозные службы шли под большим тентом, и разные конфессии проводили их по очереди. Когда я вёл службу, я ставил на алтарь статую Будды. Когда службу вели католики или протестанты, они ставили на алтарь крест. Тент для служб находился рядом с небольшим тентом, где размещался мой офис. Однажды, когда я работал, я увидел, как в большом тенте собирают детей – их было около тридцати. Многие из них выглядели не старше десяти лет. С ними был один из протестантских священников, отличавшийся особым рвением. Услышав, как он начал читать текст обряда крещения, я поспешил в большой тент и прервал церемонию.
Конец ознакомительного фрагмента.