Шрифт:
Томмазо Ландольфи
Любящая дочь
Один юноша (подробное представление которого здесь необязательно) вышел как-то из дому во второй половине дня, не имея на то какой-либо определенной цели. Было душно; знойный, противный ветер гнал по небу темные облака; тротуары сверкали, словно зеркала; был тот час дня, который обычно более всего отмечен леностью и беззаботным течением, хотя ничто прямо и не говорило в пользу такого ощущения; было этак часов пять-шесть вечера. Люди, мелькавшие вокруг, походили на призраков. Вечерело. В магазинах начинали зажигаться огни.
Юноша, как об этом уже было сказано, беспечно прогуливался
Наивный, он совершенно не учел особой чувствительности, присущей только женской натуре! Уже через каких-либо сто шагов женщина со всей определенностью знала, что ее преследуют, и, он, в свою очередь, знал, что она это знает. Они продолжали заигрывать самым различным образом еще порядочное расстояние. Между тем, юноша все более подавался провоцирующему очарованию незнакомки, в то время как та, благосклонно принимая знаки внимания, все более удалялась в сторону от оживленных улиц, уходя в лабиринты улочек, а то и переулков. Порой она резко оборачивалась назад, и, бросив молниеносный взгляд краешком глаза, тут же устремлялась вперед; он уже не мог поступить иначе и все время следовал за ней.
Наконец, они очутились на одной особенно загадочной улочке, и женщина тут же неожиданно скрылась в каком-то подъезде; юноша на какое-то мгновенье заколебался, но, будучи втянутым в игру, уже не был в состоянии отказаться от участия в ней; и, в свою очередь, переступил порог подъезда, ничуть не задумываясь над тем, каким будет его следующий шаг… Впрочем, куда могло пропасть столь божественное создание? Внутри подъезда проходил длинный, сырой коридор, от которого во все стороны лучами расходились многочисленные проходы, ведущие, по всей видимости, во двор и на лестницы. В каком же из этих проходов могла исчезнуть женщина? Неожиданно он заметил ее внизу, как раз в тот момент, когда та пересекала угол двора; кстати, и в этот раз незнакомка не упустила случая бросить в его сторону еще один едва уловимый взгляд. Не был ли тот взгляд красноречивее любого приглашения?! Юноша не стал долго раздумывать и тут же бросился ей вдогонку. Вскоре ему представилась возможность увидеть, куда пыталась скрыться красавица. Она быстро поднималась по лестнице, шаркая ногами. Через какое-то мгновение он снова был у нее за спиной. Еще через мгновение он услышал, как на верхней площадке она открыла и тут же закрыла за собой дверь, отыскать которую уже не представляло никакого труда.
Но вот загвоздка — как поступить в такой ситуации дальше? Впрочем, разве, ему воспрещалось просто взять и постучать в дверь? Да и тот многозначительный взгляд разве был только плодом его фантазии? Но, если все же постучать, то зачем, с какой целью? Подобные колебания не только не остудили пыла юноши, но, наоборот, возымели обратное действие. Он решительно постучал в дверь. В конце концов, если вместо девушки дверь откроет кто-либо другой, всегда можно будет что-нибудь придумать в оправдание.
Дверь открыл старый человек, даже весьма старый, в короткой бархатной тунике, наброшенной на худое тело, словно на вешалку, в берете на манер Рафаэля, в войлочных домашних тапочках, с дрожащей козлиной бородкой, и в очках, висящих на кончике носа.
Этот, отдающий дань традициям, прямо-таки опереточный персонаж, поглядел немного на совершенно оторопевшего юношу, и, не ожидая, когда тот придет в себя и заговорит, сразу же обратился к нему с риторическим вопросом:
— Наверняка, вы ищете мою дочь? Проходите. Смелее! Заходите же, черт подери! Заходите, и, давайте подождем ее пока где-нибудь тут у меня, — предложил он в следующий момент, расступаясь, и, пропуская юношу вперед по крайне захламленному коридору. — Встретиться с хорошим человеком всегда приятно, и двери нашего дома для таких всегда открыты.
И, прежде чем осознать что-либо, юноша очутился в просторном, запыленном помещении студии художника, едва освещаемом светом. Правильнее сказать, его освещал всего лишь один единственным светильник желтоватого цвета, установленный непосредственно на мольберте. Стены студии были хаотично усеяны различными зарисовками, сделанными на скорую руку, полотнами, вывешенными прямо без рам, и полками, буквально ломившимися от предметов неживой природы. Старик сел в то самое кресло, из которого он только что встал, чтобы встретить гостя, и, приглашая жестом юношу присесть в кожаное кресло, продолжил:
— Послушайте, не исключено, что моя дочь задержится. Не вам мне объяснять, что у женщин хватает дел по дому. А, что, если тем временем я покажу вам что-нибудь из моих работ? Вы как на это смотрите? Просто, чтобы убить немного время… Дело в том, что я — художник. Впрочем, видимо, вы итак уже об этом догадались. И к тому же, вы производите впечатление весьма живого, интересующегося жизнью, юноши; не в пример нашей нынешней молодежи… Ну что, идет? — закончил он свою просьбу с мольбой в голосе.
Попробуй отказать кому-то в просьбе, когда у тебя нет иного выбора! Юноша вымолвил что-то нечленораздельно в знак согласия, и старик тут же, не мешкая, начал передавать ему некоторые свои работы.
Это были рисунки, выполненные гуашью, темперой, лишенные какой-либо оригинальности, т. е. страдающие явной академичностью. Обнаженные фигуры казались точной копией безликих и дешевых гипсовых фигур, которыми буквально забиты все художественные училища, и, с которых они, по всей видимости, и были списаны. Пейзажи были либо густо усеяны всевозможными предметами, либо представали в своих застывших, плоских формах. Женские головки украшали волнистые, уложенные по всем правилам парикмахерского искусства, пряди волос. Они обрамляли буквально пышущие здоровьем лица с пурпурными губами.
Одним словом во всех его трудах чётко прослеживалась жуткая меланхолия. И во всём ощущалось какое-то издевательство над здравым смыслом. Тем не менее, почти каждое из этих творений содержало в себе какой-нибудь неожиданный, оригинальный элемент, дававший повод для беспокойства. Иногда это было едва уловимое очарование, но и оно, как правило, не вписывалось в контекст сюжета, и, тем более, не было в состоянии выразить ход его мыслей. Так, например, в одной из работ на фоне открытой двери, ведущей в цветущий сад, отчетливо просматривалось, словно филигрань, весьма неопределенное существо в капюшоне.