Люди «А»

Эта книга о людях, с которыми я служил в Подразделении антитеррора «А». Оно же – «Альфа».

Что такое «Альфа» и чем оно занимается, вы знаете. Если, конечно, живёте в России и хотя бы иногда смотрите телевизор.

События, которые принесли Подразделению славу – не лучшие в нашей истории. Группу «Альфа»

не зовут туда, где всё хорошо. «Альфа» – последняя надежда в очень тяжелых ситуациях, таких как война, теракт, вспышка насилия и тому подобное. Люди не любят думать о таких вещах. И их можно понять.

К сожалению, войны, теракты и насилие были, есть и будут. К счастью, на такой случай есть «А».

В этой книге нет летописей и хроник «альфовских» операций, рассказов о подготовке спецназовцев и т. п. На эту тему написано множество книг, статей и иных материалов. В основном доступных для всех интересующихся. Что недоступно – необязательно знать.

Перед вами – правдивый, насколько это возможно, рассказ о нескольких бойцах Подразделения. Живых и мёртвых. Некоторые известны, как полковник Савельев, погибший у шведского посольства, или полковник Торшин, которого до сих пор вспоминают в Чечне. Некоторых помнят только родные и близкие друзья. Но все они прожили достойную жизнь. Достойную и интересную. О которой стоит рассказать.

Эта книга – моё видение. Ответственность за него несу только я.

Поэтому я начну свой рассказ с себя. С того, кем я когда-то был.

Я бегу.

Полпятого утра. Час волка, как говорят врачи-неврологи. Время, когда человек особенно слаб. Говорят, чекисты в тридцатых любили арестовывать именно в это время.

Дождь лупит в лицо. Мне плевать. Я бегу.

Рядом тормозит такси. Водитель опускает стекло.

– Подвезти? – предлагает он.

– Спасибо, шеф, не надо, – отвечаю как обычно. И машу рукой – проезжай.

Водитель даёт по газам и скрывается за поворотом.

Вокруг панельные коробки пятиэтажек. Между ними натянуты верёвки, сушится чьё-то бельё. Пустыри новостроек, обломки бетонных плит со ржавой арматурой. Это Братеево. Здесь я живу. И бегаю здесь уже несколько лет.

Нет, я не любитель ранних пробежек. Я тороплюсь на службу. Мне нужно успеть на электричку до Чепелёво. До станции семь километров. Это полчаса бега.

Хорошо в тёплое время – поутру тихо, прохладно, звенят кузнечики. Осенью и весной льют дожди. Бежать по размытой дороге тяжело. А зимой мёрзнут ноги. Я бегаю в кедах, они не держат тепло. Кеды старые, но других нет. Я всегда смотрю под ноги, чтобы не разбить их о камни, не порезать о битое стекло. Купить новые я не могу.

Мне двадцать четыре. Я молодой, сильный, на пике формы. Я старший лейтенант, служу на сверхсекретном объекте. Но не могу купить себе новые кеды. Я ничего не могу купить. Моего офицерского жалованья едва хватает, чтобы прокормить семью. Поэтому сам я живу на рубль в сутки. Сорок пять копеек – билет на электричку в одну сторону, пятьдесят пять – обед в столовке.

Автобус до станции не вписывается в бюджет. Электричка в обе стороны – тоже. Поэтому до Чепелёво я еду без билета.

В пять утра я сажусь в вагон. Турникетов нет, они появились позже. Первые две остановки можно отдохнуть и согреться. Я опускаю капюшон куртки, поджимаю ноги и пытаюсь урвать несколько минут сна.

Потом заходят контролёры. Я узнаю их по шагам – они грохочут – и по силе, с которой колотятся двери, открываемые размашистым движеньем. Тогда я встаю и быстро перехожу в другой вагон. Стук настигает меня и здесь. Я ухожу дальше, пока электричка не останавливается. Тогда я выхожу на перрон, и бегу в начало поезда, где контролёры уже побывали.

Я такой не один. В тамбуре всегда толпятся люди. У них нет денег на билет. У них вообще нет денег.

О чём я думаю, трясясь в обшарпанном вагоне? О том, что моя семья ютится в отцовской двушке в Братеево. Что нам не хватает на жизнь. Нам не хватает даже на еду. Утром по выходным я вижу, как мой отец пьёт скисшее молоко. Он не даёт его выбрасывать – это расточительность. Он пьёт, не морщась. Я смотрю на это и молчу.

Хочется поесть вдоволь, одеться, купить хорошую обувь. Но магазины пусты, а на рынках всё втридорога.

Мне нужна квартира, машина, достойное жалованье и настоящая мужская работа. То есть служба. И я точно знаю, где именно я хочу служить. В «А».

Я создан для этой работы. Я окончил школу со спортивными разрядами по лыжам, легкой атлетике, плаванию, гимнастике, борьбе, волейболу, стрельбе. Я занимался в подпольной секции карате. На первенствах КГБ, в троеборье, ребята ходили смотреть, как я выполняю подтягивания. Во мне было девяносто кило. Нормативом было тридцать подъёмов. Я дотягивался подбородком до кнопки тридцать один раз.

Нет, я не просто мешок с мускулами. У меня отлично работает голова. Я прекрасно понимаю математику и физику. На вступительных экзаменах в Орловское училище связи я решил задачу по оптике четырьмя разными способами, чем поразил комиссию.

Всё это бесполезно. Я пытался поступить в Подразделение. И мне объяснили, что туда меня никогда не возьмут. Не стоит и надеяться.

Но я всё равно буду дома тягать железо, а вечером – бегать в лесопарке. Это вопрос самоуважения. Чести, если угодно.

Я должен быть готов.

И я бегу.

Пятиэтажка – самое высокое здание в нашем военном городке. Чердак не заперт, можно забраться на крышу. Там хорошо. Вокруг лес. Вдали – недостроенные корпуса многоэтажных домов. Это ещё не Москва. Москва – там, вдалеке.

Мне пятнадцать лет. Моим товарищам примерно столько же. Мы сидим на крыше и болтаем про Олимпиаду. Скоро наступит лето, и мы её увидим.

Хрущёв обещал советским людям коммунизм к восьмидесятому году. Его потом сняли за волюнтаризм. Но обещание запомнилось. И советская власть, поднатужившись, планку взяла – показала советским людям немножечко коммунизма. В одном, отдельно взятом городе. Одним, отдельно взятым летом. И не бесплатно, а за свои кровные. Однако показала. Да так, что потом об этом вспоминали годами – как о путешествии в рай.