Люди Дромоса. Трилогия
Шрифт:
Я попрощался с Виктором, сказал "до свидания" секретарше и, взяв у охранника на выходе красную книжечку, удостоверявшую мою принадлежность к новым опричникам, вышел за порог.
– Юрий Андреевич?
Определённо, я становлюсь популярен. Пусть даже и в узких кругах.
– Чем обязан?
– Да, собственно, не обязаны. Просто, давно мечтал с Вами познакомиться.
– Так в чём проблема? Знакомьтесь.
– Ах да. Он протянул руку. Смыслов. Генрих Свиридович. В некотором роде ваш коллега.
Я усмехнулся. Иш ты, коллега. Но любопытство хуже похмелья и я принял приглашение. Мы сели в чёрный "Сааб"
Как я и предполагал, прибыли в заведение, в чёмто родственное тому, которое возглавлял Генерал. Да и отрекомендовался он, если помните…
Снова мраморные ступеньки, красная ковровая дорожка и гипсовые бюсты шибко отличившихся на славном поприще служения великому делу. Впрочем, если уж продаваться на всю жизнь в добровольное рабство, то уж обязательно чемуто большому и значительному. С непременными атрибутами вроде Званий, Должностей и висюлек на лацканы пиджаков и мундиров.
Секретарша, правда, помоложе, и сквозила у ней во взгляде такая стервозность, что я невольно пожалел хозяина кабинета. Ну, нельзя, в моём понимании, всё время иметь под боком ту, с которой делишь постель. Женщина и работа вещи взаимокомпенсирующие.
Вы говорите, а как же Инна?
Но, должен вам сказать, что я никогда не относился к тому, что я делаю как к службе. Мне просто интересно. Да и сейчас тоже, если честно, энтузиазм не угас. Этот же, явно использовал служебное положение для удовлетворения собственного либидо. Вернее, они оба использовали.
И это внезапное понимание, помимо воли настроило меня отрицательно. Да, да. Вот так на уровне эмоций я принял решение до начала разговора.
Но, если разобраться, то, что он предлагал, было в любом случае неприемлемо.
– Чай, кофе?
– Минералку. Если можно, минскую, номер четвёртый.
Он распорядился. Козочку, оказывается, звали Элеонора. Воду принесли в запотевшем бокале, и я отдал должное дипломатичности хозяина кабинета. Просил Минскую пожалуйста. Ведь, кто его на вкус разберёт. Вроде как похожа.
Он молчал, изучающе глядя на меня, и я, шумно отхлебнув и поставив стакан на поднос, начал первым:
– Итак?
Генрих Свиридович торжествующе улыбнулся. Знаем, знаем, ваши прсихологическе игры. Раз первым начал, не сдержал любопытства значит уже на крючке. Боюсь вот только, резьба на моём винте тебе не понравится.
Я слушал, полуприкрыв глаза и не оченьто вникая в смысл отдельных слов. Прав ты Сенсэй. Тысячу раз прав. Вот и этот туда же. Неглупый мужик. Коечто сопоставил, малёк притянул за уши. Но, в целом, картину нарисовал болееменее похожую.
Правда, на первом месте у него стояли девочки, да и способности он им приписал совсем уж мистические. Но молодец, молодец.
Что ж, с почином, Юрий Андреевич. Со времён ныне покойного Игоря Вячеславовича Кузнецова это первый наезд. Или, если хотите, деловое предложение. Но тогда, объектом был непосредственно Виктор. Так что, сподобился я впервые.
А вот это вы зря, дорогой мой. Близнецы здесь не при чём.
Пуп земли хренов. Вернее, собирающийся в кандидаты. Пупок, пупочек. Нет уж батенька. Как сказала бы вызвавшая твоё любопытство Инна: "Солдат может стать генералом, а может и не стать. У блеющей баранины же путь один". А ты и не мечтал, не грезил о шашлыке, из себя любимого?
Тоже мне: "Вот я"!
Головка от буя. Внешность твоя меня не впечатлила. Речи косноязычны и не отличаются оригинальностью. Слышали, слышали мы уже такие. Да и характерец твой мне чтото не очень. Так что извини, брат. Сейчас я начну совершать никогда не виданные тобой, и алогичные с твоей же точки зрения поступки.
Судя по первому впечатлению, это пока что личная инициатива. Шанс, так сказать, выбиться в люди. Так что, о нашем разговоре, я почти уверен, кроме нас троих никто не знает. Прошу, вас, нижайше прошу в гости.
Идиот не успел понять, что к чему, а берега "моей" реки уже оглашали тоскливые завывания. Я сделал ему инъекцию и "вернулся" в кабинет. ЛюдоедкаЭллочка, пусть и невольно, а замешана. Так что…
Я неторопливо брёл по вечерним улицам, осоловело пялясь по сторонам. Вокруг, обгоняя и спеша по своим делам, шли другие люди. Мчались машины, светя красными и жёлтыми огнями. Иногда потоки транспорта останавливались, чтобы пропустить пешеходов, чтобы затем снова начать бесконечный и неведомый мне путь. Тверская, Охотный ряд. Вот и новый Манеж, воздвигнутый на месте сгоревшего по непонятной причине. Огромное количество фонарей разом зажгли огни, и стало светло как днём. На лавочках, забитых до отказа сидела молодёжь. Подобно виноградным гроздьям пацаны и девчёнки облепили чугунные ограды и мраморные бортики фонтанов. Звенели гитары, тут и там раздавалось нестройное пение. Народ развлекался, как мог, успевая при этом есть, пить и заливисто смеяться, радуясь неизвестно чему. Впрочем, имто это известно. Жизни, жизни они радуются. Молодости и беззаботности. Ведь это такое счастье, когда не видишь впереди забот.
Сколько времято? Но, не успев спросить, я тут же получил ответ. Забили куранты на Спасской башне. Одиннадцать часов. Под ногу попалась пресловутая пивная жестянка и я, сами понимаете, не упустил случай поупражняться. Однако тинэйджерам, занятым сигаретами, дымок от которых явно попахивал травкой, не до того. Вот, один из мальчишек, явно рисуясь, скрутил трубочкой сто долларовую купюру и, сыпанув на основание большого пальца белого порошка, стал втягивать, чередуя ноздри, эту гадость. Потом, отвалившись на спинку, закрыл глаза, всем своим видом изображая, как ему хорошо. Идиот. В моём понимании, конечно. Хотя, вон, довольно крупная блондинка, сидящая напротив, с волосами собранными в конский хвост, показала на юного наркомана пальцем, и закатила глаза, явно передразнивая. Все засмеялись, но тут же потеряли всякий интерес к юному оболтусу.
Я вышел на площадь, и навстречу мне выкатило человек десятьдвенадцать роллеров и скейтбордистов. Это уже публика посерьёзней. И коньки на колёсиках, и скейтборд требуют какой никакой, а спортивной подготовки. Выделывая различные фигуры высшего пилотажа, компания обогнула меня, позволив просочиться, и покатила дальше, по одной ей ведомым конькобежным делам.
А я брёл себе, среди этой живущей собственной жизнью толпы, ежевечерне собиравшейся здесь, практически никем не замеченный. Тёплым летним вечером я оставался один среди такого множества народа. Снова мелодично зазвенели куранты на Спасской башне. Четверть часа? Или прошло уже тридцать минут? Какая к чёрту, разница.