Люди и драконы
Шрифт:
— Он тебя слышит, но между вашими разумами огромная разница. Образ его мыслей запрограммирован хозяевами и не имеет ничего общего с твоим. Поэтому я не знаю, как тебе с ним разговаривать.
Керган перевел взгляд на Пушкаря:
— Итак, ты меня слышал. Принимаешь ли ты мои условия?
— Твои слова бессмысленны, несуразны, абсурдны. Слушай внимательно: вы отпустите Высокочтимых. Это определено, установлено, решено. То, что ты хочешь получить корабль — как и прочие твои требования, — неправильно, так быть не должно.
С побагровевшим лицом Керган Банбек повернулся к своим людям, но, взяв себя в руки, ответил Пушкарю, тщательно выговаривая слова:
— У меня есть то, что нужно тебе. У тебя есть то, что нужно мне. Давай совершим обмен.
Секунд двадцать противники смотрели друг другу в глаза, потом Пушкарь глубоко вздохнул:
— Я попытаюсь объяснить твоими словами, чтобы ты понял. Существует определенность… нет, не определенность. Существуют предначертания. Они элементы реальности, основа порядка. Жизнь — это постоянное, шаг за шагом, воплощение предначертанного. Все развитие Вселенной может быть выражено через предначертания. Непоследовательность — это абсурд: не может же существовать человек с половиной мозга, половиной сердца и всех прочих органов. То, что вы держите в плену Высокочтимых, — такая же нелепица, нарушение правильного, разумного хода вещей.
Всплеснув руками, Банбек вновь обернулся к Жрецу:
— Ну как мне прекратить эту ахинею?! Как заставить его понять меня?
— Это не ахинея, — ответил Жрец. — Просто вы говорите на разных языках. Чтобы он понял твой язык, тебе придется стереть все, чему его обучали, и вложить в его мозг свои знания.
Банбек почувствовал, как почва уходит из-под ног, и разозлился. Жрец даст точный ответ, если точно задать вопрос, но никогда не напрашивается на беседу. Странно, что он стоит здесь и явно ждет дальнейших расспросов. Хорошенько подумав, Керган спросил:
— Как, по-твоему, я должен поступить?
— Отпусти грефов. — Жрец коснулся двойных утолщений на своем ожерелье — ритуальный жест, означающий, что, вынужденно или по доброй воле, он совершил действие, которое, возможно, повлияет на будущее. Потом, еще раз дотронувшись до утолщений, повторил: — Отпусти грефов, и он уйдет.
— Ты кому служишь?! — заорал Керган Банбек, потеряв всякое терпение. — Людям или грефам? Отвечай, я хочу знать правду!
— Клянусь своей верой и ее постулатами; клянусь совершенством моего танда: я служу только самому себе.
И, повернувшись, Жрец медленно пошел к горе Гетрон. Ветер трепал его длинные, красивые волосы. Понаблюдав за ним некоторое время, Керган Банбек с холодной решимостью обратился к Пушкарю:
— Твоя теория о предначертаниях и несуразностях интересна. Но по поводу несуразностей я не могу с тобой согласиться. Да, верно, в существующем порядке вещей есть своя предопределенность: если вы не примете мои условия, я не отпущу грефов. А если вы нападете на нас, я разрежу их пополам. Таким образом, я наглядно подтвержу твою метафору и смогу доказать, что несуразности вполне возможны. Больше говорить не о чем.
Пушкарь с сожалением покачал головой:
— Я объясню еще раз, слушай. Твои условия немыслимы. Они не предопределены, не предрешены…
— Убирайся отсюда! — в сердцах воскликнул Банбек. — А не то ты присоединишься к своим грефам и на собственной шкуре узнаешь, насколько реальным бывает немыслимое!..
Издавая мычащие и каркающие звуки, Пушкарь и Следопыты вернулись к Банбекскому обрыву и спустились в долину. Флаер кружил над ними, как осенний лист.
Полчаса спустя укрывшиеся в горах люди стали свидетелями небывалой суеты в лагере противника. Из корабля, пританцовывая и подскакивая, выпрыгнул давешний парламентер. За ним последовали остальные Пушкари, а также Следопыты, тяжелая Пехота и девять грефов — все прыгали, дергались, суматошно бегали туда-сюда. Иллюминаторы корабля замигали разноцветными огоньками, послышался надсадный гул работающих механизмов.
— Да они с ума посходили! — воскликнул Керган Банбек. Поколебавшись немного, он приказал: — Собирайте людей. Мы атакуем, пока они не пришли в себя!
Жители Долины Банбек покинули свои укрытия.
Когда они достигли обрыва, из корабля выбежали несколько мужчин и женщин — обитатели Долины Садро — и бросились наутек. Никто не пытался остановить их. За ними выскочили остальные — к тому времени банбекские воины уже спустились на дно долины.
Внезапно все стихло, пришельцы столпились у корабля. Затем вспыхнул ярко-желтый огонь, раздался взрыв… и корабля не стало. На его месте зияла огромная воронка, куски металла посыпались на головы воинов Банбека.
Хмуро оглядев картину разрушения, Керган собрал своих людей и повел по разоренной долине.
Позади, связанные одной веревкой, покорившиеся судьбе, плелись двадцать три грефа. Порядок вещей был нарушен, и в существующей реальности двадцати трем Высокочтимым уже не было места. Поскольку механизм Вселенной уничтожает подобные несоответствия, то они, грефы, стали теперь совершенно иным видом существ.
«Но кем именно?» — грустными каркающими голосами вопрошали они друг друга, спускаясь в Долину Банбек.
3
Долгие годы Долина Банбек и Счастливый дол с переменным успехом соперничали друг с другом.
Голден Банбек, дед Джоаза, был вынужден прервать все связи с Долом, поскольку Иттерн Карколо, искусный создатель драконов, вывел первых Демонов. Голден, в свою очередь, вырастил смертоносных Забулдыг, и это сохранило шаткое перемирие.
Шли годы. Болезненный, нескладный Илден Банбек, сын Голдена, умер, упав со взбесившегося Паука, а так как Джоаз был еще ребенком, то Гроуд Карколо решил попытать счастья и напал на Долину Банбек. Правда, он не принял в расчет Хэндела Банбека, двоюродного деда Джоаза, главного ментора драконов.
Силы Счастливого Дола были окружены на Заоблачной возвышенности. Гроуд погиб, юного Эрвиса боднул Убийца. Однако войско Банбека не воспользовалось своим преимуществом. Тому было несколько причин, и среди них — старость Хэндела и молодость Джоаза.
Эрвис Карколо, израненный, ослабевший от потери крови, сумел-таки навести некоторый порядок в Счастливом Долу, и несколько лет между соседями держался непрочный мир.
Джоаз вырос, превратился в угрюмого молодого человека, который, если и не вызывал у своих подданных особого восторга, то по крайней мере не был окружен ненавистниками. Эрвис Карколо и Джоаз Банбек взаимно презирали друг друга. Одно упоминание о кабинете Джоаза, набитом книгами, рукописями, моделями и картами, с его сложной системой наблюдения (оптику к ней, по слухам, изготовили Жрецы), приводило Карколо в бешенство.