Люди и куклы (сборник)
Шрифт:
На следующий день почтенный мхатовец старец М. Кедров выговаривал провинившемуся:
— Не понимаю, зачем надо было пить водку? Ведь можно было отметить свой день рождения лимонадом.
— Ну, тогда это был бы твой день рождения! — заметил Ливанов.
После войны Алла Тарасова, прославившаяся в роли Анны Карениной, оставила своего мужа И. М. Москвина и стала женой героического летного генерала Пронина. Пронин был крепыш среднего роста, очень широкоплечий, почти квадратный, с ничем не примечательными чертами
Стареющий Москвин воспринял уход жены болезненно, в театре ему сопереживали. Тарасовой, очевидно, хотелось найти какое-то достойное оправдание своему поступку.
— Борис, — обратилась она к Ливанову, — правда, Пронин — это вылитый Вронский?
— Алла, перечитай «Анну Каренину», — посоветовал Борис Николаевич.
Растолстевшему приятелю-художнику:
— У тебя портрет совсем за раму вышел.
Актеров нельзя допускать в судебные заседатели. Они по любому поводу могут вынести только один приговор: кровавая смертная казнь. На Шекспире воспитаны.
Во время гастролей в Киеве три администратора — один мхатовский и двое местных — затеяли концерты с участием молодых актеров. Два концерта до спектакля и один после. И так целую неделю. Молодые актеры радовались: подработаем. И трудились из последних сил. Когда конвейер концертов остановился, администраторы получили солидные денежные премии, актеры — ничего. В театре разбушевался стихийный митинг.
Обманутые актеры ринулись за правдой к Ливанову, одному из руководителей театра.
— Борис Николаевич, вы слышали, что произошло?
— Слышал. Все правильно.
— Как? Почему?
— Потому что премии получают доярки, а не коровы.
— Рожденный ползать — летать не может.
— Летать рожденный — заползать может.
— Оптимизм — это недостаточная осведомленность.
Заседание руководства театра. Ливанов, войдя в комнату, обращается к Станицыну, сидящему в кресле:
— Пересядь, пожалуйста, здесь обычно сижу я.
— Борис, какая разница. Вон свободное кресло.
— Нет, здесь у каждого льва своя тумба.
В последние годы во МХАТе «старики» между собой почти не разговаривали. Бывало, сидят в антракте в закулисном фойе театра, в гримах и костюмах, молчат и думают каждый о своем.
И вдруг один из «стариков», ни к кому персонально не обращаясь, начинает рассуждать вслух:
— Ну, чего у меня нет? Я — народный артист Советского Союза, член партии… орденоносец… Постоянно занят в репертуаре. Чего у меня еще нет? У меня прекрасная пятикомнатная квартира в центре… дача, очень хорошая… Две государственные премии… Да… я еще и режиссер… у меня есть свой театр, я там художественный руководитель… меня на казенной машине возят… а еще у меня есть своя машина… «Волга»… На здоровье, тьфу-тьфу, не жалуюсь. Ну, чего у меня еще нет?
В
— Совести у тебя нет.
В конце сороковых годов, в период борьбы с «космополитизмом» театр захлестнула мутная волна конъюнктурных пьес-однодневок. Не миновала эта беда и МХАТ.
Актеры пытались как могли «дорабатывать» скороспелые пьесы, сами исправляли тексты своих ролей, пытаясь внести в них ноты правдоподобия и человечности. Меняли названия, чтобы они не звучали как агитлозунги.
В те поры директором театра была Алла Константиновна Тарасова.
Однажды на художественном совете придумывали новое название очередной пьесы.
Алла Тарасова предложила:
— «Под алым стягом».
— Мне нравится, — сказал Ливанов. — Но маленькая поправка: «Под стягом Аллы».
Жизнь состоит из подготовки к ней.
А я волосы отпустил. Совсем!
При переполненном зале во Всероссийском театральном обществе показывали новый фильм американского режиссера С. Крамера «На берегу». На экране разворачивается трагедия гибели человечества в атомной войне.
По окончании фильма потрясенные зрители в немом молчании потянулись из зала. Кто-то шепотом спросил Бориса Николаевича:
— Правда, страшно?
— Нет, — громко ответил Ливанов, любимый ученик Станиславского. — Я понял, бац! И — здрасьте, Константин Сергеевич!
Очень худощавому актеру:
— У тебя не телосложение, а теловычитание.
В театре:
— Борис Николаевич, вас просят зайти в художественную часть.
— Как это художественное целое может зайти в художественную часть?
Труппа саратовского драмтеатра встречает гостей-мхатовцев.
— Борис Николаевич, а у нас есть актер Ливанов — ваш однофамилец.
— Замечательно! В каждом театре должен быть свой Ливанов!
Любуясь природой:
— Так красиво, что даже грустно!
Перед выпуском спектакля.
— Все в театре волнуются. Но по-разному. Я потому, что не уверен в своем успехе, а некоторые товарищи потому, что не уверены в моем провале.
Молодость, как таковая, интересна только в телятине.
Врач, выписывая Бориса Николаевича из больницы после инфаркта:
— Ну вот, мы вернули вам все ваши достоинства.
— Верните мне мои недостатки!
В доме Ливановых часто собиралось дружеское застолье. Отец и мама всегда сидели напротив друг друга в торцах длинного стола. Кто-то из друзей поинтересовался, почему они сидят именно так.
— Чтобы избежать рукопашной, — ответил Борис Николаевич.