Люди и нелюди
Шрифт:
– Здравствуйте! – обрадовали его. – Здесь Агентство Социальной Безопасности. Предъявите удостоверение личности, будьте любезны.
– Я председатель собрания акционеров, – хмуро представился вошедший.
– Замечательно! – воскликнул дознаватель. – Где же вы были? Идите скорее к нам!
Вошедший перестал бледнеть и начал заливаться краской.
– Ну, мы пошли отчеты писать? – спросил дознавателя Гусев.
– Давай. Эй, юноша! С боевым крещением вас.
– Спасибо, – пробормотал Валюшок.
– Живи! – напутствовали его.
Они быстро дошли до офиса, причем Гусев всю дорогу молчал. Только на вопрос, разве не положено отчеты писать по окончании дежурства, он соблаговолил ответить загадочной фразой, после чего снова умолк.
– Следующий
Валюшок кивнул и остаток пути размышлял, что именно у Гусева могло детренироваться.
В офисе Центрального они поднялись на второй этаж и прошли в «рабочую», которую Валюшок до этого видел лишь мельком – огромную комнату, заставленную личными столами командиров групп и ведущих. На столах громоздились кучи бумаг, стояли канцелярские наборы и всяческие финтифлюшки. Особенно Валюшка поразила чья-то здоровенная кружка с надписью «Это я убил Леннона».
– Данилов выдрючивается, – бросил через плечо Гусев, когда пораженный Валюшок уставился на сие произведение искусства. – Данила всем направо и налево объясняет, что «Битлз» – розовые сопли, а вот хеви-метал – это да! Кстати, а твое мнение?
– Ну, в принципе, «Битлз» действительно не «Металлика», – пробормотал Валюшок. – Только не до такой же степени…
– Вот именно, что не до такой.
Гусевский стол оказался совершенно гол и покрыт толстым слоем пыли. Вокруг притулилось три стула, явно знавших лучшие времена.
– Кресла поперли, разумеется, – вздохнул Гусев. – Даже мое. Совсем обнаглели. Ладно, садись. Или, вот что, иди-ка за соседний. Хозяин в отпуске, не обидится.
Валюшок послушно сел, включил компьютер и вывел на монитор стандартную форму отчета.
– Что писать? – спросил он.
– Как было, так и пиши. Тебе легко.
– А тебе?
– Мне сейчас целый трактат рожать придется. О том, что в следующий раз я не намерен спасать потерпевших от несуществующей опасности. Либо пусть дают третьего, чтобы наши задницы прикрывал, либо на фиг такие выкрутасы. Я еще разберусь, какого черта на это задание послали двоих. Он же еще, зараза, передо мной и извинялся! Мол, простите, я все понимаю, но больше никого рядом…
Гусев открыл ящик, порылся в нем, достал тряпку и принялся обтирать пыльную столешницу
– Кто извинялся?
– Начальник смены, кто еще… Не диспетчер же, тому до лампочки.
– А кто сегодня начальник смены?
Гусев повернулся к Валюшку и внимательно его оглядел с ног до головы.
– Утихни, – посоветовал он. – Никто нас подставлять не собирался. А начальник смены – Корнеев.
– Я просто тоже хотел бы отметить…
– Сказано – утихни. Тебе не положено. Знаешь выражение: «по сроку службы не положено»?
– И тут дедовщина, – вздохнул Валюшок.
– Везде дедовщина. Каждый раз, меняя работу, ты проходишь заново путь от «черепа» до «деда». Везде, где собирается больше одного человека, дедовщина есть в том или ином виде. А уж у нас-то, в Воинстве Христовом, – сам бог велел. Хотя некоторые считают, что АСБ – армия Тьмы. Но таких мы почти всех поубивали. И чего ты сюда подался, Валюшок?
– В архангелы захотелось, – отрезал Валюшок. – Кстати, а ты-то сам как считаешь, что такое АСБ?
– Необходимое зло, – мгновенно ответил Гусев.
Видно было, что ответ у него заготовлен давно.
Глава десятая
Он сражался за независимость своей родины, оставаясь тираном и человекоубийцей.
Когда отчеты были закончены, Гусев согнал их в архив, а свою докладную записку не только куда-то отправил, но еще и распечатал. Буркнул Валюшку: «Сиди, кури, играй», забрал бумажки и ушел. Валюшок перебрался за гусевский стол и с огромным интересом полез в компьютер ведущего. Эта машина сразу показалась ему куда быстрее соседней и вообще гораздо круче, чем положено для простенького офисного рабочего места. Припомнив немудреную команду, Валюшок ознакомился с конфигурацией и аж присвистнул. Здесь стоял мощный видеоакселератор, а оперативной памяти было просто немерено. Заинтригованный Валюшок сунулся под стол и обнаружил, что пломба на корпусе сорвана. Похоже, Гусеву никакие правила были не писаны. А еще он, судя по всему, проводил на работе куда больше времени, чем полагалось. «Ну, сейчас порезвимся!» – обрадовался Валюшок, полагая, что игровой раздел на диске битком набит трехмерными «стрелялками»: беготня, пальба, кровища. Однако Гусев и тут своего ведомого удивил. Игрушек действительно оказалось вагон, но все они были стратегические или ролевые, нелокализованные, на английском, и очень сложные. Валюшок было затосковал, но потом нашел один-единственный автомобильный симулятор и принялся гонять.
Гусев отсутствовал почти час. В «рабочей» стояла тишина, разве что Валюшок иногда скрипел резиной на поворотах. Центральное отделение трудилось на вечерних улицах, и, судя по отсутствию тревожных сигналов, никого покамест не убило. Развешанные там и сям большие мониторы были мертвы, динамики оповещения хранили молчание. Ничего похожего на деловитую суету прежних лет, о которой с ностальгическими вздохами рассказывали инструкторы подготовительных курсов. Похоже, город исчерпал свои криминальные возможности. Как и вся страна в целом. Драконовские законы и невероятно четкое их исполнение сбили температуру почти до нуля. Преступления совершались в основном на бытовой почве, и уполномоченным АСБ предстояло вскоре раствориться в армии милиционеров и налоговиков. Об этом инструкторы тоже предупреждали: мол, кончается халява, повоюете немного, а потом станете как все. То есть без огромной страховки, высоченной зарплаты с роскошными премиальными, а главное – без прав, которые ветераны гордо зовут «лицензией на убийство».
И, гуляя по улицам, в это несложно было поверить. Валюшок еще помнил начало девяностых, когда в московском воздухе тяжелым удушливым смогом висела ненависть. Висела лет десять, всю его юность, а потом вдруг исчезла.
Исчезла потому, что сначала на одного выбраковщика приходилось сто уголовников, а теперь, даже при сокращенном штате АСБ, десяток уполномоченных с трудом откопает себе одного-единственного клиента. Кстати, но ведь штат собираются опять расширить… Странно – зачем?
«А действительно, – подумал Валюшок, – на фига нас так много понадобилось? То-то Гусев удивился, когда я ему рассказал, сколько народу было на подготовительных. У него аж глаза на лоб вылезли…»
Выбраковка давно уже не работала с полной отдачей. Раньше Центральное каждый день проводило специальные операции, но с тех пор уцелевшие бандиты попрятались, уличная преступность сошла на нет, а освободившиеся из мест заключения рецидивисты активно овладевали гражданскими специальностями и боялись лишний раз вздохнуть. «Указ сто шесть», согласно которому третье по счету преступление влекло за собой пожизненную каторгу, за неполных пять лет все поставил в стране на место. Упрощенная система дознания сделала правосудие молниеносным, а наказание поистине неотвратимым. И Агентство Социальной Безопасности – аналог ленинской ЧК, только направленный на борьбу с преступлениями против личности, – потихоньку отмирало, как рудимент крутых времен. Рабским трудом многомиллионной армии вымогателей, мошенников, насильников и убийц потихоньку выковалось местное экономическое чудо. Правительственные менеджеры уже готовили экономику к переходу на цивилизованные рельсы, потому что ряды каторжников таяли, а новых врагов народа просто неоткуда было взять. «Какой разумный термин – «враг народа», – думал Валюшок, выводя свой виртуальный автомобиль на прямую и давая полный газ. – Ведь действительно любой, кто нарушает права личности, – именно враг народа, всего народа в целом. Неважно, кража или грабеж, в любом случае это насилие, посягательство на территорию человека и его внутренний мир. И тот, кто сознательно решается на преступление… Его обязательно кто-то научил, что такое возможно. Какой-то ублюдок. Какой-то мерзавец. Верное было решение – давить уродов, давить, чтобы не могли размножаться, плодить себе подобных. Интересно, кто это придумал. Считается, что и «сто второй» и «сто шестой» указы – коллективное творчество. Но ведь был некто, подавший идею первым. Хотел бы я посмотреть на этого человека. Ежику ясно – у него очень больная голова. Но идею он подбросил блестящую».