Люди и призраки
Шрифт:
На несколько мучительных секунд Вернон крепко зажмурился. Когда его глаза открылись снова, я увидел, что они покраснели.
— Этот мальчик, этот глупый мальчик все-таки взял деньги у издателей и бежал из большого города. Он вернулся в Зефир, назад к чистым холмам, туда, где он мог думать. А потом книга появилась на свет с именем мальчика на обложке. Он увидел эту обложку и понял, что он сам, своими руками вырядил своего ребенка в одежды проститутки, так что теперь только люди с больной и уродливой душой захотят взять книгу в руки. Возьмут, получат от нее то низменное удовольствие, которое им
Голос Вернона сорвался на хрип, и я вздрогнул от испуга.
Вернон прижал ладонь к губам. Когда он опустил руку, от его нижней губы протянулась тонкая серебристая нить слюны.
— Довольно скоро, — очень тихо, почти шепотом заговорил он, — мальчик узнал, что его книга провалилась. Этого не пришлось долго ждать. Он позвонил тем людям. «Все, что угодно, — сказал он им. — Я сделаю все, что угодно, чтобы спасти книгу». Они ответили, что у них на стенах висят графики и схемы, таблицы и цифры. Они заявили, что людям надоели триллеры и теперь читатель желает чего-то другого. И они хотели бы издать следующую книгу мальчика — ведь он весьма многообещающий автор. Вот только пусть эта книга станет другой. Они сказали ему, что он молод и впереди у него будет еще очень много книг.
Вернон вытер рот тыльной стороной руки, медленным, затрудненным движением.
— Отец мальчика ждал. Он наблюдал, не скрывая насмешки, за попытками мальчика добиться своего, с его губ не сходила улыбка. Лицо отца сделалось большим, словно солнце, и каждый раз, когда мальчик глядел на него, свет этого солнца обжигал его. Отец сказал мальчику, что ему никогда не суждено стать достойным его, своего отца. Даже обувь, рубашка и брюки мальчика куплены на деньги отца. Ему, мальчику, нечем заплатить за то, что стоит приличных денег. Все, за что мальчик ни брался, кончалось провалом, и всю оставшуюся жизнь его ждут одни неудачи. Отец сказал, что если он сегодня ночью внезапно умрет во сне, это случится потому, что его сын убивает его своими неудачами. А мальчик стоял у подножия лестницы и плакал, а потом крикнул отцу: «Ну что ж, иди и умирай, скорей бы ты умер, несчастный… сукин сын».
Как только прозвучали эти ужасные, исторгнутые из глубин души слова, я увидел, как глаза Вернона наполнились слезами, словно его насквозь пронзили копьем. Вернон тихо застонал, и на его лице отразилась такая неизбывная мука, какую я видел всего один раз, в «Нэшнл джиографик», на картине испанского художника, где был изображен обнаженный святой мученик. Слеза заскользила вниз по лицу Вернона, за ней другая — она застряла в пятнышке шоколадного крема в уголке его рта.
— Ох… — еле слышно стонал он. — Ох… ох… нет.
— Мистер Вернон?
Голос говорившего был столь же тих, как голос Вернона, но тверд. В дверях стоял мистер Притчард. Вернон даже не взглянул на него. Я хотел было встать, но мистер Притчард сказал:
— Прошу вас, Кори, оставайтесь пока на своем месте.
Я повиновался. Мистер Притчард пересек комнату и, остановившись позади Вернона, ласково положил руку на его худое плечо.
— Обед закончен, молодой хозяин.
Сидевший напротив меня голый человек ничего не
— Вам пора идти спать, сэр, — сказал мистер Притчард.
— Я проснусь снова? — спросил Вернон каким-то загробным далеким голосом.
— Уверен, что проснетесь, сэр.
Рука мистера Притчарда погладила плечо Вернона, в этом прикосновении было что-то отцовское.
— Попрощайтесь со своим гостем.
Вернон поднял на меня глаза. Казалось, он видит меня впервые, словно я незнакомец, случайно оказавшийся в его доме. Но через мгновение его глаза снова ожили, он шмыгнул носом и улыбнулся мне своей мальчишеской улыбкой.
— Пыль садится на рельсы — вот незадача, — сказал он. — Если пыли соберется слишком много, состав может сойти с рельсов и выйдет крушение.
По его лицу пронеслась тень, но быстро скрылась, так и не превратившись в грозовое облако.
— Кори, — еще раз улыбнулся он, — спасибо, что нашел время пообедать со мной сегодня.
— Да, сэр…
Он поднял палец.
— Вернон.
— Вернон, — поправился я.
Он встал из-за стола, вслед за ним поднялся и я.
— Ваш отец ожидает вас у парадной двери, — сказал мистер Притчард. — Когда выйдете из комнаты, поверните направо и пройдите через холл к выходу. Через несколько минут я отвезу вас домой. Подождите меня у машины.
Взяв Вернона под локоть, мистер Притчард повел его к двери. Вернон шел, едва переставляя ноги, словно глубокий старик.
— Спасибо за прекрасный обед! — крикнул я.
Остановившись, Вернон взглянул на меня. Улыбка то появлялась на его лице, то исчезала, словно свет мигающей неоновой вывески, которая вот-вот перегорит.
— Надеюсь, ты не бросишь писательства, Кори. Желаю тебе всего хорошего.
— Спасибо, Вернон.
Вернон кивнул, очевидно довольный тем, что мы поняли друг друга. В дверях столовой он еще раз остановился.
— Знаешь, Кори, иногда по ночам я вижу удивительный сон. Вокруг ясный день, повсюду люди, а я иду по улице совершенно голый.
Вернон рассмеялся.
— Совсем голый! Можешь себе представить?
Наверно, мне нужно было улыбнуться, но в тот момент я забыл, как это делается.
Потом Вернон позволил мистеру Притчарду вывести себя из столовой. Я взглянул на гору грязных тарелок, оставшихся после нашего пиршества и почувствовал, как к горлу подступает тошнота.
Парадную дверь я разыскал без труда. Отец ждал меня там. Судя по его улыбке, он не имел ни малейшего представления о том, чему я только что стал свидетелем.
— Как вы поболтали?
Я пробормотал что-то невразумительное, но отца ответ устроил.
— Вернон с тобой нормально обходился?
Я молча кивнул. Теперь, когда обед закончился и Вернон не сделал мне ничего дурного, а отец ощущал приятную сытость от съеденной им тушеной говядины, он был оживлен и весел.
— Отличный у них дом, верно? — спросил он, когда мы спускались по лестнице к длинной черной машине. — Такой дом… даже страшно подумать, сколько он стоит!
Я не знал, что ответить отцу, но понимал; этот дом стоит гораздо дороже, чем человеку следует платить.