Люди кораблей
Шрифт:
Дубах в последний раз включил селектор.
— Я буду в Исследовательском, у Бихнера. Если поступят информации о «Дайне» и Проливах — передайте мне немедленно. Спасибо!
Исследовательский Центр находился на равнине, километрах в пятидесяти от Совета и Дубах решил добираться энтокаром. Это минут пятнадцать. Впрочем, через несколько месяцев здесь пройдет линия метрополитена, и тогда время сократится до двенадцати минут. Каждая минута, отвоеванная у пространства, была для Дубаха личной победой, потому что борьбе этой он отдал всего себя. В среднем согласно статистике каждый житель Ксении ежедневно тратит на транспорт около полутора часов. А это значит, что на полтора часа человек выбывает из активной жизни. Конечно, в дороге можно думать; можно читать, разговаривать
Бихнер поднялся ему навстречу.
— По вашему появлению можно проверять часы, Тудор! Признайтесь по секрету — я никому не скажу! — с вами не занимались вивисекторы из группы Оффенгартена?
Дубах рассмеялся: Оффенгартен занимался проблемой биологических часов.
— Нет, — сказал он. — И не выдавайте меня: я по характеру не гожусь в подопытные. И вообще — давайте без дипломатии. Знаю я эту вашу слабость, как и вы мою… Так какими чудесами вы хотите меня поразить?
— Как вам сказать, Тудор?.. Имейте терпение; сами увидите.
И Дубах увидел. Внешне все выглядело весьма буднично. Стол — большой лабораторный стол метров пять длиной с матовым покрытием из дендропласта. На каждом конце стола стояло по маленькой клетке, в одной из них спокойно охорашивался белый мышонок. От обеих клеток вертикально вверх уходил пучок проводов.
— Начнем? — спросил Бихнер.
— Я весь внимание — сказал Дубах, и это было правдой.
Исследовательский Центр был его детищем в полном смысле слова. Если транспорт на Ксении существовал задолго до появления Дубаха и он лишь способствовал росту, расширению, совершенствованию коммуникаций, то Центр создавал он — от начала и до конца. Он сумел подключить к работе самых талантливых и оригинальных ученых — не только Ксении, но и с других планет. Бихнера, например, он сманил из Института Физики Пространства на Земле. Центр доставлял Дубаху хлопот не меньше чем все транспортные сети, вместе взятые. Он onckny`k энергию в неимоверных, фантастических количествах. Он требовал уникальную аппаратуру чуть ли не до ее появления: стоило просочиться сообщению, что где-нибудь на Пиэрии разработана нова конструкция ментотрона например, как неизбежно оказывалось, что Центру он нужен прямо-таки позарез, и Феликс Хардтман из отдела снабжения хватался за голову и обрушивал на Дубаха такое… Но зато Центр работал. Как это бывает всегда, девяносто девять из ста их идей оказывались просто бредом, но они наталкивали на ту сотую… Кто знает, может быть сейчас ему покажут результат именно сотой идеи?
— Смотрите, — сказал Бихнер. — Смотрите внимательно. — И в сторону: Вано, пуск!
Сперва Дубах вообще ничего не заметил. И лишь через несколько секунд осознал что мышонок продолжает умываться уже в другой клетке.
— Что это? — спросил он у Бихнера.
— Не кажется ли вам, координатор, что вы хотите от меня слишком многого? Я вам показал — этого мало?
— Мало, — сказал Дубах каким-то петушиным голосом.
— Условно мы назвали его «телепортом». Весьма условно. Суть мгновенное перемещение объекта в пространстве.
— Мгновенное, — повторил Дубах. — Мгновенное. Очень интересно… Но как?
— Мы сами еще до конца не понимаем. Очень грубо, я бы даже сказал примитивно грубо, это можно уподобить тому, как электрон не существует в момент перехода с орбиты на орбиту, исчезая с одной и одновременно появляясь на другой. Но это не аналогия, пожалуй. Это скорее метафора.
— Дистанция?
— Как вам сказать, Тудор… Пока мы дошли до пяти метров. Причем переброска одного этого мышонка через стол обошлась по крайней мере в полет к Лиде. Да и проживет этот мышонок не дольше суток: происходят какие-то изменения на субатомном уровне, а какие именно — мы еще не установили. Обещали помочь ребята из Биоцентра, но боюсь, им этот орешек не по зубам. Вот если бы привлечь группу Арендса и Ривейры, — они занимаются сходной проблемой… — Бихнер метнул на Дубаха косой взгляд; тот кивнул, — что ж, ничего невозможного. — Потому-то мы пока и пригласили только вас, Тудор. Строить, как это называлось?.. Триумфальную арку вот, строить ее еще рано. До практического применения — годы, а то и десятилетия. Эффект получен экспериментально; его нужно обосновать, изучить, изменить. Многое, многое, — да что я вам объясняю, Тудор! Дальние же перспективы вы видите лучше меня.
Дубах видел.
Это была победа. Победа окончательная и обжалованию не подлежащая. И уверенность в этом ему придавала будничность, заурядность обстановки. Победа! Ибо время перемещения в пространстве сведено к нулю. К нулю! Это — последнее поражение пространства, которое до сих пор лишь отступало, медленно, с трудом, огрызаясь, требуя жертв, — и временем, и людьми даже, что еще страшнее, что самое странное, самое нетерпимое для человека. Но от этого удара пространству уже не оправиться. Никогда. Во веки веков.
— Эзра, — сказал Дубах. — Вы знаете, что это такое? Это не жалкие клочки, не увеличение скорости карвейра. Это — победа!
Бихнер счастливо улыбнулся:
— До победы еще очень далеко, Тудор. Оч-чень. Но я рад, что вы понимаете это так. Я знал, что вы первый, кто поймет это. Спасибо!
III
Перед уходом Дубах еще раз связался с Советом. Аварийник шел к точке рандеву с «Дайной», выжимая из своих гребораторов все, что можно. Может быть, он придет даже раньше, чем обещал. Бактериологи вылетели и сейчас уже приступают к севу. Похоже, на этот раз все обойдется более или менее благополучно. Хотя о каком благополучии можно говорить, когда по поверхности Проливов разлилось десять тысяч тонн нефти?! «Да, веселый будет разговор в Совете Геогигиены, — подумал Дубах. И они будут правы, абсолютно правы. Когда же, наконец, нефтяники справятся с нефтепроводом и мы скинем с плеч танкерный флот? Нескоро еще ох, нескоро…»
Дубах с места рванул энтокар вверх прямо в седьмой — скоростной горизонт. До дому отсюда около часа лету. Он перевел управление на автоматику, повернул к себе проектор и вставил в него маленькую кассетку книгофильма.
«Пройдет десять, пусть двадцать даже лет, — и не нужно будет ни энтокаров, ни вибропланов, ни карвейров, — подумалось ему. — Это всегда казалось мечтой, недостижимой, как горизонт. Целью, к которой можно лишь асимптотически приближаться, как к скорости света в обычном пространстве. И вот мечта стала реальностью, хотя и отдаленной еще, но уже вполне достижимой и ощутимой. Доживу ли я до }rncn, — подумал он. — Очень хочется дожить…»
И вдруг ему стало грустно. Он понял, не только разумом, но всем существом ощутил, что жизнь его уже сделана. Как бывает сделана вещь. Может быть, причина крылась в его фанатической почти приверженности одной идее?
«Нет, — сказал он себе. — Нет, так нельзя. Думай о том, как это будет победа».
«Я и думаю, — ответил он себе, — и я сделаю все, чтобы победа пришла скорее. Как делал до сих пор. Как не умею делать иначе. Но все-таки хорошо, что она наступит еще не сегодня. Будь она возможна сегодня сделал бы все, что могу. Но это будет еще нескоро — „телепорт“, — как говорит Эзра. И, может быть, я просто не доживу. Ведь победа победе рознь. И бывают сокрушительные победы, — как эта, потому что она отменит меня. Ведь я знаю, как жить для победы. Точнее — как жить для борьбы за победу. Но что делать, когда победа отменяет тебя?..»
На мгновенье его охватило острое сочувствие к пространству — пространству, с которым он боролся всю жизнь. Ведь, уничтожив пространство, «телепорт» отменит и Дубаха, координатора Транспортного Совета Ксении.
В это время раздался сигнал вызова.
— Слушаю, — сказал Дубах.
— Говорит Свердлуф. Болл сообщил, что авария ликвидирована и «Дайна» идет своим ходом. Я возвращаю аварийник, координатор, — последнее было сказано тоном полувопросительным-полуутвердительным.
— Да, — сказал Дубах, чувствуя, как отходит куда-то его ненужная тоска. — Правильно Гаральд. Спасибо.