Люди молчаливого подвига

Горчаков Овидий Александрович

Чио взмахами кисти изображала это на бумаге.

Летом они уезжали в горы и здесь работали. Ямаки увлеклась гравюрой. Мияги задумал создать серию картин реалистического плана: «Японцы в Америке». Он бывал на рудниках, на сахарных заводах, в школах и убедился, что японские предприниматели и консул действуют заодно с американскими эксплуататорами, особенно когда вспыхивают забастовки японских рабочих.

Мияги писал маслом и пастелью. В своих картинах старался отразить трагедию простого человека, оставшегося без родины, непосильный труд и беспросветную нужду, социальный протест. Он не надеялся, что его работы найдут покупателей. Но неожиданно на них

появился большой спрос. Покупали те, кто разбогател, и те, кто полунищим возвращался в Японию. Покупали американцы и европейские туристы. Благополучие семьи Мияги росло. Серия пополнялась из года в год. Оценщикам нравилась его дерзкая, грубая манера. Несколько картин попало на выставку японских художников. «Где бы ни был мой народ, каким бы унижениям ни подвергался, я всегда с ним. Я певец его страданий…» — думал Мияги.

Интернациональный кружок в Лос-Анджелесе был преобразован в «Рабочее общество», стал издавать свой журнал «Классовая борьба» и еженедельную «Рабочую газету». Мияги и его жена Ямаки вступили в «Общество пролетарского искусства», созданное по примеру «Союза пролетарских художников» Японии.

Американские власти обрушили град репрессий и на «Рабочее общество», и на «Общество пролетарского искусства». Попал в тюрьму друг Мияги редактор «Рабочей газеты», были арестованы еще семь человек из «Рабочего общества». Угроза нависла и над Мияги. Он объявил, что по вызову больного отца собирается в Японию.

Ётоку простился с товарищами, с любимой женой и отправился в Японию. Жене пообещал скоро вернуться. Не мог он знать, что они не увидятся больше никогда…

В Токио Мияги прибыл в октябре 1933 года. Там он познакомился с Бранко Вукеличем, а позднее с Рихардом Зорге, который, узнав ближе взгляды и настроения Мияги, предложил художнику вступить в их организацию. Мияги растерялся. А как же Чио, имущество, картины?.. Он мог отказаться и спокойно вернуться в Лос-Анджелес, но, после того как Зорге объяснил ему цели, ради которых они объединились, Мияги согласился. Да, его место здесь.

«Я пришел к выводу о необходимости принять участие в работе, когда осознал историческую важность задания, поскольку мы помогали избежать войны между Японией и Россией… Итак, я остался, хотя хорошо знал, что… в военное время я буду повешен…»

Первое задание, которое он получил: разыскать в Осаке Ходзуми Одзаки и связаться с ним. Зорге или Вукелич не могли появиться в редакции «Осака Асахи», не привлекая к себе внимания. Художник и Одзаки подружились. Их политические взгляды совпадали. И хотя Мияги в основном получал задания от Зорге, он с радостью выполнял любые поручения Ходзуми, стал частым гостем в его доме, сумел очаровать госпожу Эйко и пятилетнюю Йоко.

При том строжайшем отборе единомышленников и помощников, который осуществлял Зорге, среди них не было случайных людей. Каждый являлся важным звеном, нес предельную нагрузку, чувствовал свою значимость.

Мияги поселился на улице Рютотьо в районе Адзабу. Комната находилась на втором этаже — полутемная каморка. Он пытливо всматривался в незнакомую для него, по сути, жизнь. Годом раньше правительство произвело массовые аресты членов революционных профсоюзов, прогрессивных деятелей. Тюрьмы были забиты до отказа, первомайские рабочие демонстрации запрещены. Еще в 1928 году была введена смертная казнь за революционную деятельность. В 1928 году полицейские убили Генерального секретаря ЦК Компартии Японии Масаноскэ Ватанабэ, в 1933 году замучили крупнейшего пролетарского писателя Такидзи Кобаяси.

Мияги

не страшили пытки, он поклялся себе быть мужественным до конца. Он знал, что борьба не признает половинчатых жертв — это дело жизни, всей жизни…

Ётоку Мияги не вращался в высших сферах, не имел доступа к тайнам германского посольства, не состоял советником при премьер-министре, не был связан с посольствами Англии, Франции, США. Он жил среди тех, кто вольно или невольно втягивались в водоворот преступных замыслов клики милитаристов. Мияги боролся за жизненные интересы трудового народа Японии, стремился оградить его от кровавых жертв, разоблачать планы агрессивной войны.

Официально Мияги не входил в реакционную «Организацию мастеров гравюры, участвующих в войне», но слыл здесь своим человеком, его причисляли к баталистам. Однажды знакомый художник сообщил, что срочно выезжает в Маньчжурию, на монгольскую границу: там намечаются дела! Встревоженный Мияги сделал безразличный вид, сказав, что все эти «дела» его утомили; он знает, чем все кончится. «И чего они добьются еще одной мелкой провокацией? — Мияги безнадежно махнул рукой. — Советую тебе сдать командировку, поедем лучше в Канагаву, я знаю там одно живописное место». Подобного художник не мог стерпеть. «Мелкая провокация, говоришь?! — вскричал он. — Ты, Мияги, человек не от мира сего. Целая армия корреспондентов от разных газет и журналов вылетает в Чанчунь, а оттуда в Халун-Аршанский укрепрайон… Если хочешь, могу составить протекцию…»

От протекции Мияги отказался: нет, нет, он болен, политикой не занимается. Маньчжурия его также не интересует. Вот в Канагаву… Он только полюбопытствовал, долго ли приятель рассчитывает быть там… в Халун-Аршане? Тот ничего определенного сказать не мог. Ведь все они, фоторепортеры и корреспонденты, по официальной версии, должны присутствовать на маневрах, командировки выданы только до Чанчуня. Но когда располагаешь связями, то можешь узнать больше положенного… Мияги позвонил на токийскую квартиру своему клиенту и приятелю секретарю командующего Квантунской армией. Тот собирался в мае приехать в отпуск, нужно закончить портрет. Мияги был очень любезен, пригласил секретаря и его жену в ресторан «Империал». Госпожа поблагодарила. К сожалению, муж не приедет, как обещал. Отпуск задерживается. Что случилось? Ничего особенного, служебные дела…

Маленький штрих. Это лишь один из эпизодов деятельности Мияги, а их было много.

Мияги связался с Одзаки. Тот пообещал уточнить сведения, они подтвердились.

Так стало известно о готовящейся операции у реки Халхин-Гол. После этого началась напряженная работа по уточнению полученных данных. Через Вукелича удалось установить: японцы стягивают войска к восточным границам МНР. Зорге посоветовал Вукеличу вылететь в Маньчжурию. В Центр пошли радиограммы.

Зорге высоко ценил Мияги не только как своего верного помощника, но и как глубоко эрудированного человека.

«Я изучал Японию не только по книгам и журнальным статьям. Многое дали мне беседы с Одзаки и Мияги… Благодаря этим двум моим друзьям и соратникам я получил ясное представление о своеобразной роли военной верхушки в управлении государством, равно как о природе «Гэнро» — тайного совета при императоре, существование которого невозможно объяснить юридически… Благодаря моим друзьям я мог обозреть проблему в целом и составить о ней широкое представление… Наконец, без Мияги я никогда не смог бы понять японского искусства. Наши встречи часто проходили на выставках и в музеях…»