Люди на краю пустыни
Шрифт:
Все эти мысли пронеслись у него в голове, но он ничего не сказал об этом вслух. Он уже и без того слишком много наговорил сегодня ночью. Он не хотел лишних неприятностей.
— Дивер, — шепнула она, — ты спишь?
— Нет.
— Ты мне действительно нравишься, и я говорю это совершенно искренне.
Это больше походило на извинение, и Дивер принял его.
— Спасибо, Кэти. Я верю тебе, — он закрыл глаза. Он услышал шуршание одежды и почувствовал, как слегка покачнулся грузовик, к борту которого она прислонилась. Он знал, что она хочет его поцеловать, и ждал прикосновения ее губ. Но этого не случилось. Грузовик еще раз качнулся, и он понял, что она ушла. Дивер слышал, как ступая по мокрой от росы траве, она пошла к палаткам.
Небо было ясным, и ночь оказалась холодной. Луна уже стояла
Но, собственно, почему он должен этого бояться? В любом случае его жизнь должна была измениться, так не все ли равно, как именно? Его лошадь Бетт умерла, и поэтому даже если бы он остался конным рейнджером, то получил бы другую лошадь, и ему пришлось бы к ней привыкать. А если бы он стал всадником сопровождения, то его жизнь вообще изменилась бы полностью. Так что в любом случае его ждали большие перемены.
Он сам не заметил, как заснул. Ему снился какой-то тяжелый сон, и ему казалось, что нет ничего на свете важнее этого сна. В этом сновидении он вспомнил то, о чем никогда не задумывался, он вспомнил свое настоящее имя, то имя, которое ему дали родители еще до того, как их убили бандиты. Во сне он увидел лицо своей матери и услышал голос своего отца. Но, проснувшись утром, он обнаружил, что из памяти постепенно уходят воспоминания о том, что он видел во сне. Он попытался вспомнить, как звучал голос его отца, но услышал только эхо собственного голоса. Черты лица его матери расплылись и затем превратились в черты лица Кэти. А когда он попытался шевельнуть губами, чтобы произнести свое настоящее имя, он понял, что оно больше не является его настоящим именем. Это было имя маленького мальчика, который где-то заблудился и которого так и не нашли. Тогда он пробормотал имя, с которым он прожил всю свою жизнь: «Дивер Тиг».
Он слегка улыбнулся, услышав, как звучит его имя. Оно звучало совсем неплохо, и когда-то ему даже нравилось представлять себе, какое значение оно может со временем приобрести.
АМЕРИКА
Сэм Монсон и Анамари Боагенте дважды случайно встречались друг с другом. Эти две встречи разделяло сорок лет. Впервые они увиделись в джунглях верхнего течения Амазонки и провели вместе несколько недель. Местом их первой встречи стала деревня Агуалинда. Второй раз они провели вместе всего лишь час. Это случилось неподалеку от руин плотины Глен Каньона, что на границе между страной Навахо и государством Дезерет.
Когда они встретились в первый раз, Сэм был худосочным подростком из Юты, а Анамари незамужней индианкой средних лет из Бразилии. К моменту их второй встречи он был уже губернатором Дезерета, последнего государства Америки, в котором жили представители европейской расы, а она была, по мнению некоторых из ее почитателей, матерью божества. Тогда никому, кроме меня, не приходило в голову, что они уже встречались. Я знал это абсолютно точно и докучал Сэму своими просьбами рассказать об этой встрече до тех пор, пока он наконец не сделал этого. Ни ее, ни Сэма уже давно нет на этом свете, и я единственный человек, который знает правду. Довольно долго я считал, что должен молчать и унести эту историю с собой в могилу. Но теперь я понял, что ошибался.
Я понял, что не имею права умереть, не написав об этом. Все, что я должен был в своей жизни сделать, уже давно сделано, так почему же я до сих пор еще жив? Я решил, что земля еще носит меня только потому, что я могу рассказать о том, как она выжила сама и сохранила жизнь вам для того, чтобы вы смогли услышать эту историю. Боги чем-то похожи на землян. Им недостаточно того, что все сущее зависит от них. Они хотят стать знаменитыми.
Агуалинда, Амазония
Пассажиры ей были совершенно безразличны. Анамари интересовали только вертолеты, которые доставляли медикаменты. Эта вертушка привезла бесценную упаковку бенаксидена. Анамари едва взглянула на костлявого, неуклюжего паренька, который сидел рядом с ящиками и недружелюбно озирался по сторонам. Еще один янки, который боится, что его бросят в джунглях. Обычная история. Теперь Анамари почти не замечала этих североамериканцев. Они приходили и уходили.
Ее беспокоили лишь бразильские государственные чиновники. Эти недалекие бюрократы, годами изнемогавшие от жизни в Манаусе, которую они воспринимали как ссылку, вымещали свою неудовлетворенность на беззащитных индейцах, для которых становились мелкими тиранами. Извините, но у нас больше нет ни пенициллина, ни шприцев. Куда вы дели вакцину от СПИДа, которую мы вам передали три года назад? Вы что, считаете, что нам здесь деньги некуда девать? Пусть едут в город, если хотят вылечиться. В Сан-Пауло де Оливенсия есть больница, вот и отправляйте их туда. Мы не намерены из ничего сделать вам еще одну больницу у черта на куличках. Мы не пойдем на это ради какой-то сотни грязных индейцев. К тому же вы не врач, вы сами-то старая, сморщенная индианка. У вас даже нет медицинского образования, и мы не можем тратить на вас медикаменты. Они чувствовали свою значимость, поскольку от их решения зависело, будет индейский ребенок жить или ему суждено умереть. Зачастую они подписывали смертный приговор уже тем, что отказывались посылать индейцам необходимое оборудование. И тогда они тоже чувствовали себя такими же всемогущими, как Господь.
Анамари знала, что от протестов и споров мало толку — через некоторое время бюрократ снова начнет убивать. Но когда потребность в самых обычных медикаментах была слишком велика, Анамари отправлялась к геологам-янки и спрашивала, есть ли у них то или иное лекарство. Иногда оно у них было. Она знала, что если у янки было что-то в избытке, то они делились с другими, а если не было, то они и пальцем не шевелили, чтобы помочь другим. Они не были такими тиранами, как бразильские бюрократы. Они приехали сюда, чтобы делать деньги, а все остальное было им до лампочки.
Вот о чем подумала Анамари, когда увидела этого мрачного светловолосого паренька, сидевшего в вертолете. Он был всего лишь еще одним североамериканцем, таким же, как все они, только более юным.
Теперь, когда у нее был бенаксиден, она тотчас стала убеждать индейцев племени Банивас в том, что все они должны прийти на прививку. Эта болезнь появилась два года назад, во время войны между Гайаной и Венесуэлой. Как обычно бывает в таких случаях, жертвами стали не граждане этих двух стран, а индейцы, жившие в джунглях. Однажды утром они обнаружили, что их суставы утратили свою подвижность. Они становились все менее и менее гибкими, пока наконец не затвердели настолько, что стало невозможно даже пошевелиться. Бенаксиден оказался противоядием, но его нужно было принимать постоянно в течение нескольких месяцев, иначе суставы могли снова затвердеть. Бюрократы, как всегда, сорвали снабжение этим лекарством, в результате чего слегла дюжина индейцев Банивас, живших в этой деревне. И, как всегда, оказалось, что у одного или двух индейцев болезнь оказалась настолько запущенной, что уже не поддавалась лечению. Один или два сустава уже навсегда утратили свою гибкость. И как всегда, делая прививки, Анамари была немногословна, а индейцы вообще почти ничего не говорили.
Только на следующий день Анамари заметила, что молодой янки бродит по деревне. На нем была мятая белая одежда, которую он уже умудрился испачкать, и на ней остались зеленые и коричневые следы речной грязи амазонских джунглей. Он не проявлял никаких признаков любопытства, но после того, как она в течение часа проверяла результаты вчерашнего лечения бенаксиденом, ей стало ясно, что он следует за ней по пятам.
Резко обернушись в дверях хибары, построенной на средства государства, она посмотрела ему прямо в лицо. «О que? — спросила она. — „Чего тебе надо?“.