Люди на перепутье. Игра с огнем. Жизнь против смерти

Пуйманова Мария

— Страшно быстро. Но не говори об этом.

ПОДКОВА НА СЧАСТЬЕ

Старая пани отвязала волкодава, взяла плетку и палку и вышла из дому. Нелла крикнула ей из окна:

— Подожди, я пойду с тобой! Сейчас спущусь!

Старая пани посмеивалась в саду:

— Что с тобой, Нелла, здорова ли ты? Я тебя не узнаю: так рано? Ну конечно, мой свисток стащили мальчишки.

Те, у кого не было школьных каникул — Гамза, дядя Франтишек и Ружена, — уже уехали в город. Было раннее утро первого дня после рождества. Бабушка собиралась на свою обычную прогулку.

— А ты не устанешь? — не без иронии обратилась она к дочери. — Я пойду до

самого монастыря. Я, голубушка, каждый день хожу три, а то и пять часов.

Едва они вышли из ворот, к дому повернул мотоциклист в кожаном костюме и крагах. Ого, он останавливается как раз около них! Поставив одну ногу на землю и перекинув другую через седло, он поднялся с машины, с бравым видом приложил руку к шлему и подошел к дамам. Это был архитектор Мразек из Усти, он приехал осмотреть дом, к которому весной предстояло пристроить веранду.

Вернуться с пути — плохая примета. Бабушка, если забывала взять что-нибудь, обычно кричала через забор Поланской, и та приносила ей забытую вещь. Но сегодня пришлось вернуться. Она вынула из сумочки ключ, отперла дверь и вернулась вместе со строителем, который выглядел очень лихо в своей куртке и крагах и не подозревал, что приехал невпопад. Бабушка очень любила всякие перестройки, и в доме постоянно что-нибудь строилось.

— Только смотрите уложитесь в смету, — зычно сказала она, снова появляясь на крыльце в своей дорожной юбке. — Весной возьмемся за дело.

И, крепко тряхнув строителю руку, она зашагала по хрустящему песку. Мразек повернул мотоцикл, мотор затрещал в морозном воздухе, и ездок, похожий на нарочного, пересек освещенную часть дороги и исчез. Прабабушка глядела на него из окна.

— Могла бы и онапринять за меня этот визит, — не удержалась от замечания старая Витова. — Все равно ведь сидит дома. Но куда там, разве онасделает что-нибудь! Ей бы только свое удобство. Обо всем должна заботиться я!

Едва они вышли на дорогу, как им встретился мясник Гыкш на своей повозке, запряженной рыжим мерином Фрицеком. Оставив Неллу, бабушка преградила ему дорогу. Мясник в фиолетовых рукавицах остановил коня, подтянул вожжи и, наклонясь с козел, слушал, что заказывала ему старая пани, и кивал головой.

— Ты совсем как отец, — сказала мать, вернувшись к Нелле. — Вот не любил, когда я задерживалась. Уж ему, бедняге, приходилось ждать меня! Что поделаешь, вам с этим не управиться. Погоди-ка, я еще…

Она зашла в калитку к садовнику поместья, мимо которого они как раз проходили, и пропала там на четверть часа. Нет, ничего особенного, она хотела лишь узнать, не продаст ли он цветной капусты.

Потом они пошли дальше. Перед ними бежал пес. Бабушку и Неллу знала вся округа. Уже не первый год существует республика, и графиня из нехлебского замка уже не графиня, ее называют так только из вежливости. Уже не первый год существует республика, но я не могу умолчать о том, что старая пани Витова, проходя деревней Нехлебы, отвечала на приветствия своих поставщиков голубей, ягод и грибов с неповторимым радушием и несколько свысока, как будто своим подданным. В этот мирок, такой маленький, словно вы смотрите на него в перевернутый бинокль, мать Неллы, когда-то горожанка, навсегда укрылась после смерти мужа. Она приняла на себя ответственность даже за климат своего края и считала своимпромахом, недостатком гостеприимства к внукам то, что в этом году, как назло, не было снега.

— Ручаюсь, что, как только вы уедете в Прагу, его навалит на полметра. Вот увидишь! Нашей семье всегда не везло. Почему ты смеешься? — спросила она как-то по-детски.

Когда они проходили мимо квартала небольших вилл, мать сжала руку Нелле:

— Поверни на мост.

Нам навстречу идет капитанша. Надо с ней разминуться. Только бы пес к ней не подбежал.

Нелла удивилась. Мать всегда была в хороших отношениях с этой дамой.

— Вы что, поссорились?

— И не думали. Просто мне в последнее время так надоели люди, ты представить себе не можешь. Болтают такие пустяки, что голова идет кругом. Не хочу говорить ни о чем, кроме дела. Никто мне не нужен.

— И мы тоже?

— Только вы и нужны мне, обезьяна! Одних вас хватает по горло.

— Если ты не против, давай пойдем медленнее, я не могу так бежать в гору, — схитрила дочь.

— Тренировки нет! — гордо сказала старая пани таким тоном, как говорили ее внуки, и не без удовольствия остановилась. — Не спите по ночам, а когда светит солнышко, вы в кровати. Живете шиворот-навыворот.

Дочь не ответила. Обе слушали, как невдалеке, где-то в поле, ветер колебал жестяной образок девы Марии. Нелла и мать смотрели друг на друга, как смотрят два путника, остановившиеся перевести дыхание. Старуха улыбнулась усталой и счастливой улыбкой. Было холодно, и Нелла видела, как у матери дыхание вырывается паром изо рта.

— Красивое пальто у тебя, Нелла, — сказала мать и притронулась к одной из пуговиц. И в этих обычных словах как будто было заключено какое-то иное, глубокое содержание.

Прибежал пес с высунутым языком и, дыша как паровоз, остановился около старой пани. Она поправила гребнем свои растрепавшиеся волосы и снова двинулась в путь. Чем дальше они отходили от дома, тем больше забывала бабушка свои заботы и ей было легче идти, как путнику без ноши. Ее нервозность исчезла, свежий воздух словно обновил ей душу. Те, кто созерцает на экране торопливую жизнь нашего века, кто танцует под лай граммофона и негритянский барабан, те, кто все еще живет во власти страстей, те не знают, что единственное благо — это свежий воздух, к которому стремится сердце, бедное загнанное сердце, ибо ему возвращает равновесие этот воздух, насыщенный озоном.

Дорога к монастырю идет от богадельни, мимо кирпичного завода. Можно часами идти по просторным лугам, пересеченным оврагами и косогорами, постепенно переходящими в холмы, кое-где покрытые лесом. Сверху открывалась широкая даль. Там и сям стояли одинокие сосны, изогнутые, как молнии. Край под вами словно в вашей власти. Холмистый край без снега походил на юбку нищенки, всю в заплатах. Ряды узловатых верб тянулись по течению реки, которая прорезает котловину, поворачивая на запад. Две кривые линии аллей пересекали поля. Видна была шахматная клетка пашен, сходившаяся в перспективе, зеленоватая озимь посевов, простиравшаяся по холмам до самого леса. Холмистый пейзаж поднимался и опускался, как чередуются строфы в песне, как дышит человек. Белые деревеньки лепятся вокруг костелов. Солнце особенно ярко освещало светлые оштукатуренные здания под розовыми черепичными и серыми шиферными, словно нарисованными, крышами. Вот торчит труба ткацкой фабрики Латмана, вон там имение Кальна, где мы берем молоко, дальше Полом, где цыгане убили трактирщика, Лоречек, знаменитый своим знахарем, — говорят, он возвращает слепым зрение, — Вытонь, Захлуми и Скоп. А на самом горизонте, в дымке, главный город края. Старая пани, запыхавшись от подъема, называла места и показывала хлыстом. Она была из поколения романтических туристов и не переставала восхищаться своим краем. Молодость жаждет перемен. Нет, не надо их; только хорошо знакомое мы любим полной мерой. Пани Витова никогда не владела угодьями в этом краю и все же считала его своим. Если бы вы слышали, каким снисходительным холодным тоном она, вернувшись из поездок в другие края, говорила о тамошней природе, вы поняли бы ее пренебрежение и ревность ко всем остальным областям республики.