Люди на перепутье
Шрифт:
В том, что Гамза мало зарабатывает, что приходится платить большие налоги, что в саду померзли розы — во всем этом, по мнению Неллиной матери, каким-то таинственным образом была виновата «она». Мать никогда не называла старуху иначе, как «она» или «та».
В прабабушке были воплощены все семейные беды, и бабушка терпеть ее не могла. Своей безмятежной невозмутимостью старуха выводила ее из себя.
Прабабушке всю жизнь приходилось уступать людям, и теперь она вознаграждала себя за все. Она росла сиротой у тети и дяди, которые ее муштровали, потом вышла замуж за вдовца, бедного чиновника, отца трех взрослых дочерей, и те командовали ею. После смерти единственного сына она доживала свой век у невестки, окруженная недружелюбной заботой. За долгие годы, прожитые в деревянном доме, никто не помнил, чтобы она что-нибудь сказала о хозяйстве или хоть пошевелила пальцем. Ложку, бывало, за собой
Дети сидели на одном конце стола. Перед самым ужином они вернулись с прогулки, оживленные от мороза. Станислав сиял, он был еще весь в движении, болтал, перескакивая с одного на другое, ему хотелось, чтобы нигде не было обиженных и оскорбленных. Почему бабушка третирует прабабушку, будто она неживая, и почему прабабушка не хочет признавать его друга, который молча сидит возле Елены, ерзая на стуле? Лад и мир нужны были Станиславу, как воздух. Он страдал, когда между людьми не было согласия.
— Прабабушка! — воскликнул он через весь стол. — Знаешь, Ондржей дома сам сделал электромотор. Что ты скажешь об этом? Понимаешь, сам! Он очень способный электротехник!
— Замолчи, ради бога! — процедил Ондржей.
Прабабушка медленно обратила взор на Станислава.
— Так, так… — сказала она глухим голосом. — Ты хороший мальчик, Станичек.
И она снова принялась поедать устрицы, которые пани Витовой все же удалось раздобыть, соблюдя, таким образом, традицию и порядок.
— Вы извлекаете из ракушки эту гадость, слизняка, похожего на кусок вареной резины, и это как раз и есть деликатес, — поучал Ружену дядя Франтишек. У него уже покраснел нос и блестели глаза: приятно сидеть за столом с хорошенькой девушкой, неискушенность которой очаровательна. А Ружена готова была, как Золушкины сестры, отрубить себе пальцы ног или пятку ради того, чтобы быть в высшем обществе; подавив отвращение к слизняку, она проглотила его, запила вином и радовалась, как после успешно сданного экзамена.
Очевидно, из-за выпитого вина Ондржею казалось, что его собственный голос раздается издалека и что не его, а чья-то чужая рука держит забавную маленькую вилочку. Приборы на столе были для Ондржея неразрешимой и гнетущей загадкой. Пальцы тянулись выщипывать крошки из лежавшей на салфетке белой булочки, но куда девать эти крошки? Стоило пошевелить ногой, и рюмки на столе звенели. Накрытый стол был подобен ловушке, которую расставили женщины. Гамзы сидели как раз напротив Ондржея, и мальчик не знал, куда девать глаза: ему было стыдно за Неллу. Будничная Нелла принадлежала детям. Сегодня она явилась полуобнаженной и накрашенной, и совершенно чужой мужчина, Гамза, который обычно находился где-то вдали и был скорее понятием, чем реальным существом, сидит тут, подле ее обнаженных плеч и спины, а Станислав и Елена ведут себя так, словно в этом нет ничего особенного. Густой голос Гамзы, его волосатые руки вызывали у Ондржея злость на Неллу. Она вела себя за столом непринужденно, и Ондржей злился на мать за то, что она уговорила его поехать в Нехлебы. Что, если вскочить на стул и громко выругаться? Что бы они
Блюдо с рыбой уже обошло вокруг стола, и все отведали судака, мясо которого — послушайте только дядю Франтишка! — отличается благородной сухостью и вкусом напоминает молодые орехи, когда робкий Ондржей вдруг бросил вилку, выскочил из-за стола и как ошпаренный выбежал из столовой. Станислав стрелой кинулся за ним.
Ондржей подавился, кость застряла у него в горле, он задыхался. Слезы застилали ему глаза. Картину с охотником, висевшую в передней — еще дымящееся ружье, лиса убегает, оставляя кровавый след, — он видел как в тумане. Глаза Ондржея налились кровью, на шее вздулись вены, вид у мальчика был ужасный. У Неллы подкашивались ноги при мысли о матери Ондржея. Все столпились около него. Кто-то с опозданием советовал заесть хлебом. Гамза призывал к спокойствию. Ондржей хрипел, извивался и задыхался, а перед глазами у него стоял образ ребенка из Льготки, подавившегося картофелиной. Умереть так смешно и жалко на глазах у любимой женщины! Уже не построю я автоаэрогидро… Прощай, мама!
Елена, не терпевшая суматохи, вышла в переднюю последней. Ей пришло в голову ударить Ондржея по спине. Кость продвинулась в горле, и мальчику полегчало. Еще удар — и кость выскочила. Ондржею даже не верилось, что он жив. Картина с охотником и лисицей снова приобрела ясные очертания. Все происшествие длилось несколько минут, но бедняга Ондржей и перепуганные зрители готовы были поклясться, что прошли часы.
— Ну и номер! — облегченно вздохнул Станислав, но его возбуждение еще не улеглось, и он вертелся около приятеля, который, повернувшись к зеркалу, ощупывал свое пострадавшее горло. Ондржею было немного неловко, что он не погиб.
— Чего не смотришь, что ешь? — напустилась на брата Ружена, стараясь, чтобы все ее слышали. — Смотри, как напугал мадам, вон как она побледнела. Не желаете ли стакан воды, сударыня? Я сбегаю.
Гамза взглядом смерил девушку с ног до головы и отвернулся, будто увидев что-то, о чем он уже давно знал, потом взял Ондржея за плечо и повел его в столовую. Ружена замерла на месте, зарделась и сжалась. Что она наделала? Ведь ей хотелось проявить благодарность.
Все вернулись в столовую. Она была похожа на комнату, из которой разбежались гости: пустой стол с остатками еды, беспорядочно сдвинутые стулья. За столом одиноко сидела прабабушка и доедала картофелину с маслом. Когда все выскочили, она по привычке выглянула через распахнутые двери в переднюю и, убедившись, что подавился не их, а чужой мальчик, осторожно закрыла дверь и безмятежно вернулась на место.
Нелла и Еленка наперебой заводили речь о машинах и других вещах, которыми увлекался Ондржей, Гамза разговаривал с ним, как со взрослым, но ничто не помогало. «Утешают меня потому, что я подавился», — думал Ондржей. Он был не так глуп, чтобы не понять этого. Опасность миновала. Осталась только жалкая смехотворность случая, безнадежно оскандалившего и уронившего Ондржея в глазах этой накрашенной женщины, заманившей его сюда, чтобы посмеяться над ним.
Перед тем как раздавать рождественские подарки, Нелла взглядом отозвала мужа в сторону: «На минутку!» Гамза вышел за ней в библиотеку и, осторожно закрыв дверь, чтобы не прищемить Неллино длинное платье, усмехнулся. Они так хорошо понимали друг друга! Он сказал, прежде чем она успела раскрыть рот:
— Милая девочка, ни гроша! — и положил руку ей на плечо. — Только-только на дорогу до Праги.
Но Нелла была настойчива.
— Мне не хочется настаивать, но…
Гамза пошарил по карманам безупречно сшитого пиджака. Нашлась мелкая купюра.
— Устроит тебя это?
— Ладно, — сказала Нелла с облегчением, — остальное я займу у Елены, ей вчера прабабушка дала денег. Елена поймет, я, конечно, верну ей этот долг.
— Но когда?
— Неудачное рождество!
— Докатились!
Они рассмеялись, чтобы рассеять горечь момента, и вернулись в столовую.
Старая пани удовлетворенно созерцала собравшихся. Нелегко было собрать всех их, но пот они здесь, под ее крышей. Вместе со всеми она глядела на сверкающую елку, и в свете елочных огней ей виделись глаза, которые когда-то отражали эти огни, но уже давно закрылись.
Станислав, все существо которого протестовало против тихой элегии, зажег бенгальский огонь.
Бабушка позвала чету Поланских, чтобы, по установившемуся обычаю, вручить им рождественские подарки. Поланские вошли, не закрыв за собой дверь в коридор, давая этим понять, что, как всегда, считают себя прислугой. Несмотря на приглашение, они не подошли к зажженной елке, словно боялись переступить воображаемый шнур, отделяющий древние экспонаты в музеях. Ондржей стоял вместе с ними в стороне.