Люди в голом
Шрифт:
Вскоре, после того как мы закончили школу, он умер. Мне даже позвонил кто-то из одноклассников и позвал на похороны. Но я не пошел.
Мои одноклассники очень уважали Угрюмого. И хорошо учились по его предмету. Тройки были только у меня и у одного мальчика из соседнего класса.
Хм…
Спи спокойно, дорогой учитель.
Ты не зря страдал и боролся.
В наших супермаркетах можно найти кашу на любой вкус.
Бассейн
Кстати, мое поступление в школу доставило родителям много хлопот. Помню, они страшно суетились, куда-то
В итоге я поступил.
Школа, куда меня определили, считалась элитарной, с углубленным изучением английского языка. Родители были счастливы, но дали мне понять, что для такого оболтуса, как я, это большая честь.
— Обещай мне, что будешь получать только «пятерки»! — строго требовал папа.
Я обещал. И даже первое время старался изо всех сил. Но потом что-то произошло. И даже не потом, а почти сразу. С одноклассниками у меня вроде бы конфликтов не возникало. Дети как дети. Я никого не задирал по причине слабого здоровья. И меня, в свою очередь, никто не трогал.
Дело было в учителях. Они оказались совсем не похожими на тех взрослых, которые приходили в гости к моим родителям. Особенно учитель физкультуры, Александр Палыч.
Я постепенно становился все более рассеянным. На уроках по математике «постоянно вертелся», как говорила моей маме наша учительница Валентина Степановна.
В общем, отличника из меня не вышло. Пятерки иногда появлялись в моем дневнике. Но четверок и троек было больше. Иногда я даже получал двойки. Но они не расстраивали. В каждой я различал изящный изгиб лебединой шеи, который можно было подолгу разглядывать. У родителей на этот счет было другое мнение. Поначалу меня ругали, наказывали и даже пытались «серьезно поговорить». Потом — просто махнули рукой.
В некоторых еврейских семьях подобные проблемы решаются просто. Ребенка начинают усиленно раскармливать.
— Мой Додик — не гений. Это ясно… Зато пусть будет толстый, — заявляет своей свекрови за обедом одесская мамаша. Тут же рядом сидит упитанный Додик и с аппетитом доедает котлету. Потом он встанет из-за стола («Додик! Шо нужно скызать?» — «Спасибо!» — «Вот так!»), украдкой возьмет из вазочки в серванте конфеты, рассует их по карманам и радостно побежит играть во двор.
Я вырос не в Одессе, а в Ленинграде. Поэтому меня не стали раскармливать. Некоторое время я был предоставлен самому себе. Но потом за меня снова взялись и решили записать в бассейн. Мне эта идея почему-то сразу не понравилась. Вода была исключительно дачным развлечением, а в городе я и мой приятель Леша Безенцов предпочитали гонять по двору резиновый мяч.
Родители не поощряли моей дружбы с Безенцовым. Они, видимо, подозревали, что его мнение для меня гораздо важнее их собственного.
— Безенцов этот, я погляжу, твой духовный вождь, — иронически говорил папа.
Выражение «духовный вождь» мне очень нравилось. Я его тогда часто повторял.
— А кто у тебя духовный вождь? — спросил я однажды папу.
— Иммануил Кант, — коротко бросил папа, и больше с подобными вопросами я к нему не приставал.
Бассейн политехнического института, серое уродливое здание, располагался напротив нашего дома через дорогу. В холле было много народу: дети, их родители,
— Авцар… нет… Ацвара… бог ты мой… Астаравацуров! — выдавила она, наконец, и я, услышав это сочетание звуков, догадался, что речь идет, по-видимому, обо мне.
Я протиснулся сквозь толпу детей к тетке, поднял голову и робко сказал:
— Аствацатуров…
— Что? — удивилась она.
— Меня зовут Андрей Аствацатуров.
— Астра… ладно, проходи, мальчик. Побыстрее. По лестнице на второй этаж. Тренер уже ждет. Плавки с собой?
— Да.
— Полотенце? Мыло?
— У него все есть! — подскочила мама. — Андрюша! У тебя все в пакете… в полиэтиленовом.
Тетка посторонилась, чтобы пропустить меня, а потом громко объявила:
— Так… приготовиться Баранову!
В бассейн меня так и не записали. Тренер Ангелина Пална сказала, что я болтун.
— Нам здесь таких болтунов не надо! — добавила она строго. — У нас своих болтунов хватает.
Я сидел на низенькой длинной скамейке и дрожал от холода. Мокрый и почти голый. На мне были только синие плавки и резиновая шапочка. Незадолго до этого меня попросили проплыть несколько метров. Я проплыл. Потом вылез из бассейна и, увидев на скамейке своего одноклассника Андрея Ложечникова, подсел к нему. Мы стали тихонько разговаривать.
— Болтун! — подытожила Ангелина Пална. Она сунула мне в руки листок бумаги. — На вот! Отдай маме.
Это было медицинское направление в бассейн. На другой стороне в правом верхнем углу крупным почерком значилось: «НЕ ПОДХОДИТ».
— Как «не походит»?! Почему?! — закричала мама, когда я протянул ей листок. Я уже оделся, спустился вниз, и мы стояли в холле.
— Андрюша! — теребила меня мама. — Что значит «не подходит»? Ты спросил, почему?
Мне вдруг стало страшно и захотелось плакать.
— Почему?! — продолжала допытываться мама.
Я молчал.
— Андрюша! Я с тобой разговариваю или с кем? Что тебе сказали?
— Потому… что я… болтун… — выдавил я, наконец.
— Что? — не поняла мама. — Глупости! Пойдем!
С этими словами она потащила меня за рукав к какому-то лысому мужчине-физкультурнику, который со скучающим видом сторожил все ту же стеклянную дверь.
— Да? Что у вас? — спросил он рассеянно.
— Вот! — сказала мама и сунула ему мою медицинскую справку. — Ребенок прекрасно плавает. С пяти лет. Мы каждый год ездим в Крым…
— Та-а-ак, — мужчина уткнулся в бумажку и прочитал вслух: — «Не подходит». Гм… — Тут он на мгновение задумался, а потом вернул маме справку: — Да вы не волнуйтесь так, мамаша. Ничего страшного. Просто он нам не подошел. Видите, ребенок у вас слабенький, маленького роста. Нам такие не подходят. Ему надо побольше спортом заниматься, физкультурой…
— Но ведь… — тут мама наморщила лоб и заморгала. — Позвольте… Я ведь… собственно… его и привела сюда для этого… чтоб спортом заниматься.
Физкультурник улыбнулся и развел руками.