Люди Весны
Шрифт:
Старшей сестрой.
В следующем году ей исполнялось сто сорок лет, и она стала старой, действительно старой. Старость Людей Весны отличалась от старости невесенних. Ни одна болезнь не смела подобраться к Каудрай, её разум был ясен, а дух твёрд. Но её тело изнашивалось, истончалось, слабело. В пышных белых одеяниях, в венке и цветочных гирляндах она выглядела полупрозрачной и пугающе хрупкой. Она была словно призрак или дух, закованный в вещественность роскошных одежд.
Каудрай не заставила себя ждать. Как только ей назвали имена прибывших, она спустилась в сад у подножия Белой Крепости. Эрлиака и Аргу пригласили в беседку, плотно заплетённую побегами цветущих роз.
Эрлиак низко склонился. Опустившись на одно колено, Арга поцеловал тонкие пальцы Святейшей.
— Садитесь, — велела Каудрай. — Вы устали. Скоро принесут поесть и выпить, и не надо притворяться, что я мешаю вам подзакусить.
Арга невольно улыбнулся — и сердце его сжала боль. Каудрай смотрела с безмятежной весёлостью. Горько было думать о том, какие чёрные вести он принёс ей.
Каудрай сняла свой венок и принялась перебирать цветы в нём, словно бусины чёток. Её волосы были цвета снега. Глаза, некогда голубые, а теперь выцветшие до самого бледного оттенка, поднялись на Аргу. Взгляд ощущался как дуновение свежести.
— Скажи мне, мальчик, — мягко ободрила она.
— Мэнайта… — начал Арга, теряясь.
— Были знамения, — вдруг перебила Каудрай. — Мне снился сон. Мы с Фрагой гуляли в саду, похожем на этот, но ещё красивей. И я была старухой, а Фрага молод, в расцвете лет. Он был красавчиком в своё время, разбил немало сердец… — она помолчала, улыбаясь искренне и светло. — А наутро я уронила зеркало, и оно разбилось. Старое зеркало, давно потускнело, я хранила его как память. Он подарил мне его когда–то.
Арга глянул на Эрлиака. Тот смотрел в пол.
Собравшись с духом, Арга сказал:
— Твой брат, мэнайта, прославленный Даян Фрага ушёл в сады Фадарай.
Каудрай покивала.
— Раньше или позже это случится с каждым. Но лучше — позже.
— Он пал в бою вместе со своим коневолком.
— Иначе не могло оказаться.
Арга умолк. Смутные, неясные чувства владели им; облегчение смешивалось с растерянностью. Святейшая казалась такой простой и близкой, и в то же время — безмерно далёкой.
Появились послушники. Они накрыли скатертью маленький мраморный столик и выставили угощение — холодное мясо, вино и лепёшки.
— Ай–ай, — укорила Каудрай, — для меня не принесли чаши.
Послушники смутились.
— Всё в порядке, — она легко отмахнулась. — Привыкли, что я не пью вина и не ем в неурочное время. Но раз так, давайте разделим тихую чашу в память о нём.
Послушники скрылись с поклонами. Каудрай встала и сама наполнила чашу. Движения её были медленными и плавными. Гирлянда легла на стол. Каудрай сорвала лепесток и бросила его в вино. Арга следил за ней, чувствуя, что уши его горят от неловкости, словно у мальчишки. В ясном лице Святейшей, в её словах и жестах была странная, какая–то потусторонняя лёгкость, как будто Каудрай присутствовала здесь не вся. Как будто сама она наполовину уже бродила в садах богини. Но не о близости последнего покоя говорила эта лёгкость. Сладким дыханием Фадарай веяло от Святейшей, вечной весной и бессмертием…
— Фрага, брат мой, — сказала она, подняв чашу, — до встречи.
Арга принял чашу из её рук. Вино пахло цветами. Передавая чашу Эрлиаку, Арга смутно удивился тому, какими горячими были его пальцы. Эрлиак побледнел, глаза его лихорадочно блестели. Арге подумалось, что прелат куда острее чувствует близость божественного. Святой Престол — не просто трон, и человек на нём — чуть больше, чем человек.
— Жизнь продолжается, — сказала Каудрай и села. — Теперь поговорим о деле. Вы прибыли не за тем, чтобы известить меня об уходе Фраги. Зачем же?
— Мэнайта Каудрай прозорлива, — шёпотом произнёс Эрлиак.
— Всего лишь разумна. По крайней мере, я на это надеюсь.
Арга выдохнул и решительно взялся за ломоть мяса.
— Вот это правильно, — одобрила Каудрай с улыбкой.
Арга воспользовался минутой, чтобы подумать и совладать с очарованием, смущавшим душу. Глотнув ещё вина, он сказал:
— Мы стояли под Цанией два месяца, и это закончилось гибелью Фраги. Цанийская Коллегия держит щит. Город неприступен. Уже осень. Мы не можем смириться. Весна распространяется на весь мир, иначе это не весна…
— Не надо пересказывать мне проповеди, — Каудрай подняла палец. — Я помню их куда больше твоего.
— Прости, мэнайта.
— Я предводитель другого воинства, — сказала она, — но знаю, как двигать армии. Я понимаю, зачем вы прибыли. Я благословила поход Фраги. Но это оружие я не могу благословить.
— Мэнайта… — заикнулся Эрлиак.
Каудрай остановила его, подняв ладонь. Лицо её стало строгим.
— Маги Чёрной Коллегии дорого заплатили за свою мощь. Они впустили в свои души Нежизнь, и их души сгнили в живых телах. Они перестали быть людьми. В глазах Фадарай Маррен — не человек. И потому на нём не может быть благословения.
Арга сцепил зубы. Он встретил испытующий взгляд Каудрай.
— Мы совершим то, что задумали, с открытыми глазами, — твёрдо сказал он. — Мы используем неблагословенное оружие, чтобы достичь благословенной цели.
Эрлиак напряжённо выпрямился.
Каудрай поразмыслила, обрывая лепестки своих гирлянд. Печаль проглянула в её чертах, и Арге подумалось — вот сестра своего брата.
— Хорошо, что ты понимаешь это… — проговорила она и велела: — Эрлиак, останься здесь. Мы с Аргой немного пройдёмся. Кое–какие слова предназначены только для его ушей.
Эрлиак приподнялся, он хотел что–то возразить, но промолчал и смиренно кивнул. Каудрай встала. Арга подал ей руку, и она опёрлась на его локоть. Осторожно Арга повёл её по узкой тропинке между цветущих кустов.
Когда беседка скрылась за деревьями, Каудрай сказала:
— А ты похож на него.
— На Фрагу?
— Нет.
Арга понял, о ком она, и поперхнулся.
— Вот уж не хотел бы я… — пробормотал он.
— Что тебя смущает? — Каудрай улыбалась.
— Мне говорили, что я похож на Фрагу, как кровный сын. Теперь я принял его штандарт. Все сравнивают меня с ним. Это тяжело. Если меня будут сравнивать ещё и с прадедом…