Люфтваффе: триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947

Кессельринг Альберт

Прояснив мою позицию, я считаю необходимым добавить, что ни германская ставка Верховного главнокомандования, ни итальянское Верховное командование не стали бы очень сильно возражать, если бы Ромме ль высказал серьезное намерение отвести войска далеко назад. Во всяком случае, до описываемого момента Роммель всегда находил способ добиться того, чего он хотел. Но он верил в надежность линии Эль-Аламейна. Его войска были хорошо обученными и, если исходить из прежних африканских стандартов, имели немалую численность. Кроме того, поначалу наши тыловые коммуникации действовали вполне исправно. Исходя из всего этого (мне бы не хотелось, чтобы обо мне думали, будто я в оценке ситуации полагался на авось) я был склонен считать, что на линии Эль-Аламейна можно было остановить и удержать наступающего противника.

Оглядываясь назад, я понимаю, что оставаться там было ошибкой. Было не так уж важно, где произойдет

решающее сражение – на линии Эль-Аламейна или несколькими милями к западу или к востоку от нее – и будет ли вообще удар Монтгомери встречен жесткой обороной или же мы прибегнем к вяжущим, сковывающим действиям. Главное состояло в том, что 8-ю армию нужно было остановить, а нашим войскам необходимо было сохранить за собой максимально обширную базу для снабжения, которая, по возможности, должна была протянуться от Триполи до Тобрука. Однако следует помнить, что германские и итальянские сухопутные войска и части ВВС в большинстве своем не имели автотранспорта или же имели его в недостаточном количестве. Это означало, что они не только были неспособны к проведению длительной мобильной операции, но и, более того, сковывали действия своего командующего. Кроме того, благодаря своему превосходству в воздухе британцы имели возможность совершать сокрушительные налеты на войска, находящиеся на марше. Предыдущие бои не давали возможности более или менее обоснованно судить о том, какой будет стратегия Монтгомери – осторожной или отчаянной; наши впечатления о нем, сложившиеся до описываемого момента, свидетельствовали, что он будет тщательно взвешивать все риски. Самым значительным неизвестным фактором были время и цель вторжения альянса в Западное Средиземноморье. В любом случае, события не оправдывали абсолютной уверенности Роммеля и его заместителя Штумме в прочности позиций в районе Эль-Аламейна. Вполне возможно, что Роммель, применив мобильную стратегию в ограниченном районе, смог бы добиться большего, чем Штумме, который, к сожалению, был убит утром того самого дня, когда противник начал свое наступление. Однако, учитывая все факторы, нам было бы лучше отойти под прикрытием арьергарда на позиции, где нам было бы легче удерживать оборону – для этого подошла бы горловина в районе Халфайя; или же следовало, сделав вид, будто мы собираемся дать решительный отпор противнику на линии Эль-Аламейна, на самом деле сделать это примерно в двадцати милях западнее, в районе Фука – он располагал всеми теми преимуществами, что и зона Эль-Аламейна, но на левом фланге был лучше защищен благодаря особенностям рельефа местности.

В любом случае для этого мы должны были начать действовать раньше – я имею в виду, что нам следовало заранее разведать позицию и не тратить в решающий момент время на ее укрепление. Однако ни Роммель, ни Штумме никогда не говорили мне о подобном плане. Для принятия решения вовсе не нужны были длительные размышления и приготовления, поскольку ход всех дальнейших операций должен был определяться ходом вторжения альянса в Западном Средиземноморье. Мы с Роммелем в конце лета часто подробно обсуждали будущие события, раздумывая над идеей эвакуации из Северной Африки и переброски немецких войск на Апеннины или в Альпы. Взвесив все политико-стратегические за и против, я пришел к выводу, что этого делать не стоит, и прямо сказал Роммелю об этом. Позже я еще вернусь к этому.

Так или иначе, решение, правильное или ошибочное, было принято. Итальянское Верховное командование и командование сухопутных, военно-морских и военно-воздушных сил союзников, Бастико со своими генералами и адмиралами, Роммель и командующий Южным фронтом сделали все, что было в человеческих силах, для подготовки к решающей битве. Роммель взял отпуск и отправился домой, чтобы поправить здоровье, а тем временем Штумме, опытный командир-танкист, доказавший свою доблесть в России, беспристрастно оценил наши позиции и произвел в них ряд существенных улучшений. Будучи человеком более спокойного и добродушного нрава, чем Роммель, он много сделал для того, чтобы сгладить напряженность, существовавшую между офицерами и их подчиненными, и, кроме того, установил вполне терпимые отношения с итальянским командованием. Однако и он находился не в лучшей физической форме.

Пока все те, кого это касалось, напрягали все силы, чтобы повысить пропускную способность портов Триполи, Бенгази, Тобрука, Сиди-Барани и Марса-Матрук, обеспечить их надежной зенитной обороной и защитой истребителей с воздуха, найти дополнительные транспортные средства и аккумулировать как можно больший объем военного имущества в итало-греческой зоне, бои на наших морских коммуникациях и таких же коммуникациях противника продолжали бушевать с удвоенной яростью. В этой борьбе обе стороны понесли тяжелые потери, но в то же время достигли поставленных

целей. Войска Оси в Африке были сыты, вооружены, оснащены и обеспечены пополнением в полном соответствии с их потребностями. С другой стороны, британцам удалось полностью восстановить ударную мощь Мальты. Тот факт, что наши конвои все чаще беспокоила авиация противника, свидетельствовал о том, что невозможно обеспечить свободное передвижение по Средиземному морю благодаря одним лишь оборонительным действиям; нам приходилось учитывать возможность того, что налеты вражеской авиации в сочетании с ожидавшимся крупномасштабным англо-американским вторжением в Средиземноморском регионе в случае, если бы это вторжение оказалось успешным, могли частично или полностью парализовать наши морские тыловые коммуникации. В довершение всего начались весьма эффективные акты саботажа на наших военно-воздушных базах в Африке и на Крите.

Я не мог примириться с этим медленным разрушением всего достигнутого и сидеть сложа руки. К середине сентября мне стало ясно, что для того, чтобы хотя бы частично облегчить ситуацию со снабжением наших войск, нужно провести воздушную операцию против Мальты. Я достаточно хорошо знал, с какими трудностями это было связано; остров был вполне способен себя защитить и имел в своем распоряжении значительно большее, чем прежде, количество истребителей. Мы ничего не могли противопоставить переброске в район Мальты частей британской истребительной авиации, в том числе машин, стартующих с палуб авианосцев. Даже при том, что наши радары были способны обнаружить авиацию противника, наши самолеты всегда появлялись в нужном месте слишком поздно – нам никак не удавалось преодолеть трудности, связанные с доставкой в наш регион скоростных истребителей. Вследствие этого соотношение сил в воздухе сложилось не в нашу пользу – и это при том, что германо-итальянские конвои отчаянно нуждались в поддержке авиации. Кроме всего прочего, британцы в конце концов извлекли урок из первой воздушной битвы над Мальтой – они расширили свои базы на острове и обеспечили им максимальную защиту от бомбовых ударов.

Главнокомандующий люфтваффе оказал значительную поддержку готовящейся операции, но полностью удовлетворить все связанные с ней требования было невозможно. Впрочем, это компенсировалось высоким уровнем боевой выучки наших частей. В истребительной авиации были собраны проверенные летчики, уже успевшие повоевать с британцами, а экипажи бомбардировщиков имели за плечами боевой опыт, измерявшийся годами. В то же время трудно было возлагать большие надежды на пилотов итальянской бомбардировочной и истребительной авиации, поскольку они летали на устаревших машинах, а экипажи бомбардировщиков к тому же не были в достаточной степени обучены действиям в ночное время.

Острием удара снова стала 2-я авиагруппа. Однако атака Мальты с воздуха, предпринятая в октябре, не была столь успешной, как мы ожидали; на третий день я прервал операцию, так как наши потери были слишком велики – особенно в свете того, какими они должны были быть по нашим расчетам.

Застать противника врасплох не удалось, а наши бомбардировщики не сумели нанести удар по вражеским военно-воздушным базам. Вместо этого нам пришлось сражаться с истребителями противника в воздухе и атаковать вполне надежные бомбоубежища на земле. Британцы впервые использовали трюк, состоявший в сбросе в воздух полосок фольги. Это создавало помехи работе наших радаров, затрудняло действия наших истребителей и мешало им прикрывать наши бомбардировщики. Что ж, противник действительно существенно усовершенствовал методы обороны.

Массированное наступление на наши позиции в районе Эль-Аламейна началось 23 октября 1942 года. После гибели заместителя командующего в штабе сухопутных сил до возвращения Роммеля царило замешательство. Любой, кто знает, насколько важное значение имеют первые приказы в оборонительном бою, без труда поймет, как сильно повлияла потеря генерала Штумме на исход всей битвы. Наше невезение выразилось еще и в том, что Роммелю так и не удалось окончательно выздороветь. К тому же превосходство британцев в воздухе было более очевидным, чем когда бы то ни было. Кстати, так называемые «сады дьявола» – минные поля, расположенные в определенном порядке, – не оправдали надежд, которые на них возлагались.

3 ноября 1942 года, когда события в районе Эль-Аламейна уже почти вступили в свою решающую фазу, я решил еще раз навестить Роммеля, чтобы обговорить с ним складывавшуюся ситуацию. Из-за неисправностей двигателя моего самолета я, находясь над Средиземным морем на полпути к Эль-Даба, был вынужден изменить курс и ближе к вечеру совершить посадку на ближайшем аэродроме на Крите. Когда на рассвете 4 ноября я посадил свой самолет в Африке, меня встретил генерал Шейдеман, новый командующий ВВС на Африканском континенте, и немедленно проводил меня к Роммелю.