Люпофь. Email-роман.
Шрифт:
Вот где смеяться хочется, да насморк не даёт…
Ладно, красавица моя, юная и РАЗВРАТНАЯ, давай думать только друг о друге.
Целую тебя в твои кофейно-сладкие губки (ого сравнение!) и прочие доступные уголочки твоего божественного тела!
Алекс.
Моему Лёшеньке, 16 марта, 21–03 (О дне грядущем)
Посылаю тебе свой мурлыкающий привет! Ножки подкашиваются, щёчки горят, глазки стреляют теперь уже холостыми взглядами (ты меня совсем обезоружил!), сердечко стучит, судороги ТАМ напоминают о сладком времени, проведённом вместе…
Обожаю тебя. Поцелуями обнимаю-опьяняю-поедаю…
Алинка.
Aline, 17 марта, 23–01 (Нежный выговор!)
Алина, ты что-то капризничаешь, как пятилетний ребятёнок. Ну с каких таких блинов ты вздумала спать в несусветную рань???
Я, к сожалению, обыкновенно замотался. И техника сегодня мотает мне нервы. Сначала целый час потерял на перезапись видео (но так и не переписал!), а теперь комп совсем нервы измотал: поставил-всадил ему ПиджМейкер в организм, а он закуксился, закривился, выкаблучиваться-сбоить начал… Тоска! Вечер пропал попусту. Я злой. Нехороший. Вот лихо-то кой-кому будет, если и завтра будет день таким же взлохмаченным, и я взлохмачусь…
Ладно, не боись! Не покрывайся пупырышками — мы маленьких не обижаем!
Напиши мне перед сном ещё чего-нибудь в стиле сю-сю-сю — у тебя получается, а мне нравится.
Твой. ТВОЙ. Т-в-о-й. ТвОй. тВоЙ. Т… в… о… й… Я!!!!!
Моему Лёшеньке, 17 марта, 23–10 (Чмокаю!)
С утрешка завтра позвоню! В сон действительно тянет! А тебя, моя тыковка, спрячу в карман и в сон унесу! Понятно? Ладно, нежный выговор мне приятен!
Целую по-детски и по-женски — не знаю, как тебе больше нравится. А впрочем, выберешь сам!
Спокойной ночи! Ну, теперь уж точно ухожу в постельку.
Алинка.
Моему Лёшеньке, 18 марта, 21–26 (Ужас!)
Родной, милый, дорогой! Представляешь, прихожу домой — мне говорят: «Звонила В. Т. — просила перезвонить». Звоню ей, а там — целая нотация: мол, весь университет в шоке, все смеются (мол, раньше Домашнев пил, теперь блядует), в доме (куда ты меня водишь!) живёт какая-то там и чья-то знакомая, поэтому всем всё известно… В общем, не в виде нажима, а всё же меня убедительно просили НЕ ХОДИТЬ к тебе в кабинет: встречаться вне университета — пожалуйста, но в универе — не надо (несколько раз повторила-просила-упрашивала). Мол, Алина, ты знаешь, как я к тебе отношусь — желаю только хорошего… Да, и родителей, Алина, своих пожалей!
Вот такие пироги! Знаешь, насчёт универа я с В. Т. согласна — заклюют ведь и тебя, и меня. Может, и правда, там нам надо постараться не видеться особо?! Не знаю, но меня это уже допекает — всё это попечительство и то, что все любят нос совать куда не надо! Чего делать-то, Алексей, Лёша?
Любящая и уставшая Дымка.
Aline, 18 марта, 22–37 (Глупость!)
Алина, когда идиоты начинают предлагать свои правила игры, надо или плевать на них со своей высокой колокольни и играть по своим правилам, или выходить из игры. В университете мы и так свели общение к минимуму, так что думать-рассуждать о том, чтобы НЕ ВИДЕТЬСЯ ОСОБО — это чёрт знает что и сбоку бантик! Я думаю, ничего не случится, если ты будешь раза три-четыре в день ко мне заглядывать и разок попьёшь у меня чай. Это при условии, что я буду один в кабинете.
С В. Т. я завтра поговорю, чтобы не совала свой нос в чужие и совершенно не касающиеся её дела.
Ты что, сама не понимаешь, что она несёт бред? Всё это говорят-сплетничают в ЕЁ ВООБРАЖЕНИИ. Единственное, что, вероятно, реально — «знакомая» из того дома: это плохо. Действительно, эта госпожа может растрезвонить о наших посещениях квартиры, а это, повторюсь ещё и ещё — очень плохо…
Что ж, давай всё ЗАКАНЧИВАТЬ!
Алексей.
Моему Лёшеньке, 18 марта, 23–04 (По порядку)
Насчёт воображения В. Т. — думаю, ты ошибаешься. ВСЕ (!!!) говорят о том, что я — блядь, а ты, соответственно, — блядун. Но не в этом дело — я тебя люблю (не думай, что я сейчас дрожу или надулась, — мне сейчас хорошо как никогда: ведь мы недавно были вместе и провели замечательно время!). С В. Т. не надо говорить, а то будет выглядеть так: я растрезвонила тебе, пожаловалась — а это глупо! Ужас весь был в том, что она набралась смелости мне всё это сказать, чего я не ожидала от неё!
В общем, ЗАКАНЧИВАТЬ мы будем разве что со ссорами (сегодняшний вечер я за ссору не расцениваю!). Я тебя люблю и хочу быть с тобой, а насчёт НАШЕГО дома — это действительно проблема. Ладно, чего это я за упокой… Хочу быть с тобой рядом. Завтра утром позвоню. Черкани мне чего-нибудь ещё — на этот раз про нас, а не про языкочесателей!
Алинка.
Aline, 18 марта, 23–17 (Не могу молчать!)
Алина, ещё раз серьёзно говорю: или не поддаваться, или будем заканчивать. Если я не сделаю выговор В. Т., она будет считать себя правой. А если ещё и показать (подыграть) ей, что ты якобы мне не рассказала об этом вашем разговоре — это вообще дико. Её тогда ничто не остановит.
Алина, будь (стань), наконец, взрослой!
Начались (продолжаются) не самые для нас лучшие времена: переживём, выстоим, выдержим…. Ведь мы любим друг друга???!!!
Лёша.
Моему Лёшеньке, 20 марта, 21–36 (Предупреждение)
Привет, котёнок! Дома опять начинается повторная волна — поэтому будь готов (на всякий случай) к разговору с моими предками.
Ладно, солнышко, устала, не знаю, как кто, — пойду баиньки. Наверное, больше сегодня не пообщаемся в Нете.
Целую. Люблю. До завтра.
Твоя Дымка.
Моему Лёшеньке, 21 марта, 10–45 (Расшифровываю)
Вчера мои заикнулись о тебе, на что я им ответила: моя личная жизнь не касается никого, даже вас, я не маленькая девочка — выбор делаю сама, а вы должны его принять и уважать. В общем, этими словами я дала понять, что у нас с тобой что-то есть и ЭТО я прекращать-прерывать не собираюсь. Ма вспылила, мол, я ему сама позвоню. Я спокойно сказала: «Звони». Она буркнула что-то, но, думаю, не позвонит — струсит. Пошла па жаловаться — а тот (как я расслышала) сказал: пусть сама разбирается и живёт. Хотя, может, он с тобой и свяжется, а, может, и нет. Словом, как ни крути, а принять мой выбор им придётся!