Лютая мораль

Серегин Михаил Георгиевич

Владимир поймал себя на мысли, что его терпение медленно, но верно иссякает. Он снова посмотрел на Бухмана, который мерно раскачивался из стороны в сторону, напоминая не то растолстевшую кобру, не то муэдзина. Игорь избегал смотреть на Китайца, и детектив знал, почему: рушился его план мягкого, но продуктивного дознания. В этой меланхоличной раскачке сквозило что-то допотопное — чувство вины человека, который только вчера научился стыдиться.

«Не то ли самое испытывал Моисей, водивший бедный свой народ по пустыне?» — пронеслось у Танина

в голове. Минутная пауза не прибавила определенности ни разговору, ни монотонным движениям Игоря. На миг Китайцу даже показалось, что этот гигантский маятник вступил в сговор с качающей из стороны в сторону головой женщиной. Его заворожила неожиданно открывшаяся ему чудовищная гармония качающейся плоти, движения которой съедали слова с какой-то шизофренической настырностью и беззаботностью.

«Встать и уйти!» — стрелой вонзилось в мозг.

Он сделал глубокий вздох, справляясь с неизвестно откуда накатившей тошнотой.

— Я слышал, вы были хорошей парой… — Детектив старался не глядеть на Лену.

Но услышать очередной ее всхлип висевшая между ними стеклянная стена не помешала. Эта стена не давала доступа к правде, к признанию или покаянию, а вот всхлипы и всякие нелепые слова она охотно пропускала. «Не завидую психотерапевтам. Правильно, что за границей их сеансы так дорого стоят».

Тихие, протяжные подвывания свободно достигали ушей Танина. Он был подавлен и смущен. «Может, у нее расстройство психики? Неудивительно».

— Каким образом пистолет попал вам в руки? Вы хотели убить вашего мужа? — громко спросил он.

— Нет! — выкрикнула Монахова и снова затряслась в плаче, который креп и набирал обороты с каждой секундой.

— Вы дружно жили?

— Да.

— Хорошо, — детектив перевел дыхание и, повернув голову, встретился глазами с Бухманом, — он не изменял вам?

— Нет! — так же ожесточенно крикнула Лена.

— А вы ему?

Женщина резко покачала головой из стороны в сторону.

— У вас был брачный контракт? — неумолимо наседал Танин.

— Да, да, да, — Лена тряслась как в лихорадке.

Было не понять, плачет она или смеется. Лицо ее разрывалось от судорог и кривых усмешек.

— Что вы получите согласно контракту? — Владимир старался говорить холодно и спокойно — он ничего не мог противопоставить истерическим конвульсиям этой полубезумной женщины, кроме отстраненной деловитости и ледяного интереса.

Подобное «хирургическое вмешательство» дало кое-какие плоды.

— Все.

— Если мы не докажем ее невиновность, — шепнул Китайцу Бухман, — она ничего не получит.

— То есть вы становитесь абсолютной наследницей? — Детектив толкнул под столом ногу адвоката.

— Да, — внезапно одеревеневшими губами проговорила она — с таким трудом и усилием, точно вытолкнула это недозрелое слово-плод из самой утробы.

— А в случае развода?

— Я невиновна! — с надломом воскликнула она.

— Я вам верю, — Танин призвал себе на помощь все свое самообладание, — но мне необходимо знать, что вы получили бы в случае развода, чтобы помочь вам.

Лена прекратила плакать и настороженно — если не враждебно — посмотрела на Китайца, словно он принуждал ее сознаться в каком-то постыдном поступке. Выражение ее бледного осунувшегося лица стало еще более тоскливым и напряженным. «Если эта заезженная пластинка и дальше будет крутиться, я буду бессилен что-либо сделать», — грустно заключил детектив.

— Свидание закончено, — монотонно произнес охранник и направился к Монаховой, чтобы увести ее.

— Послушай, друг, — Китаец привстал, обращаясь к охраннику, — дай еще одну минуту, я тебя прошу.

— Видали мы таких друзей, — пробурчал Петя, но отошел в сторону.

— Ручку и бумагу, быстро, — негромко, чтобы не слышал охранник, скомандовал Танин, наклоняясь к уху Бухмана.

Тот не стал интересоваться, зачем, а просто открыл «дипломат» и положил перед детективом блокнот и «Паркер» с золотым пером.

Танин быстро написал на чистом листе несколько слов и повернул блокнот так, чтобы Монахова могла прочесть написанное. Он напряженно вглядывался в ее глаза, которые скользили по бумаге, и ждал ее реакции. Лена подняла голову.

«Если она не ответит, — решил Китаец, — я брошу это дохлое дело, и пусть Игорь распутывает его сам». Монахова продолжала молча глядеть на Танина, но в глазах ее была какая-то беззвучная просьба. Тут он понял, в чем дело, вырвал из блокнота лист, на котором писал, и разорвал его пополам. Потом сложил разорванные половинки вместе — и снова разорвал. И так — до тех пор, пока от листка не остались клочки размером не больше десятикопеечной монеты. Он скомкал их в кулаке и сунул в карман пиджака.

— Ну? — одними губами произнес Китаец, глядя Лене в глаза.

Немного помедлив, та утвердительно склонила голову.

— Пошли. — Владимир облегченно вздохнул, словно закончил тяжелую работу, взглянул на Бухмана и направился к выходу.

Игорь торопливо убрал в «дипломат» ручку с блокнотом и, щелкнув замками чемоданчика, двинулся следом. Ни слова не говоря, охранник сопроводил их длинными гулкими коридорами к выходу, где они сдали пропуска. Китаец получил назад свое оружие.

— До свидания, Игорь Юрьевич, — уважительно произнес Петя, передавая гостей сержанту, который распахнул перед ними двери на волю.

— Прощай, — не оборачиваясь, буркнул Бухман и вслед за Китайцем вышел на улицу.

Они снова прошли сквозь строй граждан, ожидающих свидания, и уселись в «Массо».

— Сколько уже раз приходил сюда, — адвокат достал пачку «Парламента» и торопливо прикурил, — а все никак не могу привыкнуть. Каждый раз мне кажется, что я так и не выйду оттуда.

— Да, — сочувственно, хоть это было ему и несвойственно, протянул Танин, — если у тебя все клиенты такие, то я тебе не завидую.

— Не все, — вздохнул Бухман, опуская стекло со своей стороны, — бывают еще хуже.