Лютер

Гобри Иван

Тезисы Мартина Лютера на дверях Замковой церкви в Виттенберге, выполненные в бронзе. Современное фото.

Портрет Мартина Лютера, скрывающегося под именем юнкера Йорга. Лукас Кранах Старший. 1522.

Ульрих фон Гуттен.

Франц

фон Зиккинген.

Восставшие крестьяне. Гравюра неизвестного художника, XVI век.

Томас Мюнцер. Позднейшая гравюра.

Андреас Карлштадт.

Распятие. Т. Рименшнайдер. 1510—1515.

Часть третья.

В ДРУГОЙ ЦЕРКВИ (1526-1546)

1.

НОВАЯ ЦЕРКОВЬ

Собственно говоря, доведя наше повествование до 1526 года, мы могли бы поставить на нем точку. Конечно, Лютер прожил после этой даты еще 20 лет, однако эволюция его как человека и как общественного деятеля к этому времени полностью завершилась. Это, разумеется, не значит, что учение лютеранства остановилось в своем развитии. Как раз напротив, оно продолжало видоизменяться, обрастая новыми догматами и дробясь на секты и противоборствующие группировки. Однако в труде, посвященном не богословской истории Реформации и даже не истории развития философской мысли Лютера, а личной истории этого человека, для нас важно отметить этот момент как начало завершающего этапа его судьбы. Конец бурям, страхам, сомнениям, колебаниям. Никаких резких поворотов больше его не ожидало. Все свои проблемы он решил.

Решил проблему преследовавшего его чувства вины: все его грехи прикрыл собой, словно плащом, Христос. Решил проблему подчинения Церкви: папа — антихрист, епископы — узурпаторы. Решил проблему монашеских обетов: требования монастырских уставов — святотатство и порок. Решил проблему личной безопасности: глава светской власти — защитник Слова Божьего, следовательно, защитник и его провозвестника в лице Лютера. Решил проблему плотских соблазнов: монахи обязаны жениться, и сам он склонился перед необходимостью этого шага, хотя, строго говоря, при всей своей неизбежности этот шаг практически бесполезен, ведь Христос ждет от нас лишь веры и не собирается карать нас за наши грехи.

На основе этих решений, лежавших в области чистой психологии и первоначально не имевших для брата Мартина иной цели кроме обретения согласия с самим собой, доктор Лютер впоследствии развил целое догматическое учение, полностью отвергавшее все, чему он поклонялся в начале своей жизни. Монах-августинец открыл для себя истины, определившие всю его дальнейшую жизнь; доктор богословия распространил полученные выводы на всю Церковь целиком. Стремление обеспечить спасение души, отмахнувшись от необходимости противостоять бесу плотских соблазнов, принесло новому христианству доктрину о благодати и предопределении, из которой с неизбежностью вытекал новый подход к таинствам. В самом деле, если Бог лично озаботился спасением моей души, зачем мне какой-то внешний посредник? Стремление порвать с папизмом, предавшим его анафеме, принесло доктрину невидимой Церкви, главой которой может быть только сам Христос, принадлежащий миру иному, а всей полнотой власти могут располагать только сами верующие, озаренные Духом Святым и объединенные в общины. Стремление к союзу с немецким дворянством и желание использовать воинственный рыцарский дух в борьбе против Рима и князей-епископов принесло доктрину национальной Церкви. Стремление найти себе защиту в лице светской власти, отомстить с ее помощью своим прежним противникам и заставить замолчать новых принесло доктрину государственной Церкви. Стремление связать свою жизнь с женщиной, чье упорство сломило его волю к сопротивлению, принесло доктрину брака, являющегося одновременно надежным приютом и позором, благом и необходимостью, исполнением долга и грехом. Стремление — лично и с помощью учеников — к проповеди нового Евангелия, отрицающего Священное Предание, святоотеческое учение, авторитет папы и соборов, принесло доктрину свободного толкования, в соответствии с которой каждый христианин получал право толковать Писание вопреки установлениям Церкви, а в отдельных случаях и вопреки любой духовной власти.

На смену духовным метаниям и вечным переездам с места на место пришла пора укоренения. Терзаемый

страхами монах уверовал в свое спасение — как в этом мире, так и в том. Больше того, ему удалось внушить свое видение спасения тысячам других людей, которые провозгласили его Пророком. Никогда не знавший родительской ласки, воспитанный суровыми учителями, слишком рано лишившийся своей приемной матери, оставшийся непонятым в первые годы жизни в монастыре, отвергнутый церковной властью, теперь он оказался в окружении восторженных почитателей и почитательниц. Одиночка, которому осталась недоступной радость очистительной исповеди, переживший в тиши своей кельи бесовские искушения плоти, не находивший ответов на свои вопросы в принятом всеми учении, теперь он стал отцом семейства и по-хозяйски обосновался в том самом монастыре, где еще недавно был всего лишь кем-то вроде постояльца.

Он сам стал папой новой Церкви. Нельзя сказать, чтобы он специально стремился к этому, однако и сопротивления особого не проявил. Приняв свою новую роль не без удивления, он тем не менее весьма ею дорожил. Совсем недавно, проклиная Церковь за ее авторитаризм и слияние со светской властью, обличая безнравственное поведение священников, он провозгласил новую веру, основанную на Духе, новую религию, в которой на смену авторитаризму придет свобода, религию, в которой не будет ни папы, ни епископов, ни уставов, ни обетов, ни догматов, ни анафемы. Себя и своих учеников он видел той безымянной закваской, которая заставит бродить тесто новой истины; тем христианским благовонием, которое заглушит смрад всеобщего порока; тем духовным озарением, которое позволит преодолеть боязливую покорность. Что же произошло на самом деле? На самом деле на место прежних установлений явились новые, пасторы сменили приходских священников, а суперинтенданты — епископов; вместо обетов, только рекомендованных прежней Церковью, новая религия потребовала в обязательном порядке вступать в брак, а объявив недействительными старые догматы, немедленно предложила свои собственные. Отказавшись признавать власть епископов, она провозгласила незыблемой власть светских владык. О том, чтобы попытаться вдохнуть новую жизнь в полуразрушенное тело старой Церкви, уже не могло быть и речи. За-то встал вопрос о создании новой Церкви, не имеющей с прежней ничего общего. Телом этой Церкви предстояло стать сильной светской власти, лично заинтересованной в ее успехе, что же касается души... Увы, с момента зарождения душа ее оказалось больной, подверженной порокам, обреченной на внутренние распри и бесконечные ошибки.

Как только образ новой Церкви сложился в представлении Лютера, он с яростной энергией, вспыхивавшей в нем во все важные моменты его жизни, принялся за его практическое воплощение, понимая, что на одного Бога надеяться недостаточно. Заявивший во всеуслышание о непримиримости своей позиции, он теперь не мог допустить ни малейшего компромисса с Римом, как не мог и бросить на произвол судьбы доверившиеся ему души. Со старой Церковью было покончено бесповоротно. Оставалась новая Церковь, основателем которой стал он сам.

Поначалу достаточно сдержанный в публичном оглашении своих далеко идущих планов, вскоре он уже открыто говорил о них. «Поскольку это учение тогда еще оставалось новым, — признавался он в 1545 году, — и во всем мире вызывало ропот у толпы, мне пришлось проявить особую осторожность и оставить неосвещенными некоторые его стороны, которые могли смутить слабых духом. Впоследствии я уже этого не делал». Он настойчиво повторял, что принес Германии свет Евангелия, поскольку римско-католическая Церковь, погубившая Евангелие, возникла раньше, чем свершилось обращение германцев в христианство. Начиная с 1525 года он утверждал: «До века нынешнего в Германии не ведали об истинном Евангелии». В 1537 году, связывая воедино национализм и религию, он писал: «Милостью Божьей мы выгнали папу. Теперь мы восстановим Крещение, Евангелие и Причащение, и не только здесь, но и по всей Германии. Отныне в наших руках истина искупительной жертвы».

Итак, Лютер основал новую, истинную Церковь, вернувшуюся к евангельским истокам и вознамерившуюся заменить собой Церковь прежнюю, в свою очередь считавшую себя истинной. В 1533 году он заявлял, противопоставляя обе Церкви: «Одна из них, ложная, хоть и именует себя Церковью и Божьим народом, на самом деле таковой не является; другая же, хоть и не носит столь громкого имени, по сути и есть истинная Церковь». Первая на протяжении веков занималась обманом верующих, которые не подозревали, что доверились «Церкви Антихриста», «свинской Церкви», «новой Церкви прелюбодеев и дьявола». Эта Церковь одержима множеством бесов, наиболее опасные из которых «бес паломничества, бес индульгенций, бес булл, бес братств, бес святых, бес мессы, бес чистилища, бес монастырей, бес священничества и бес папства». Ни одному из сынов этой бесовской Церкви нет и не может быть спасения. Впрочем, как только ему пришлось бороться с ересями внутри собственного учения, он сразу вспомнил о традиции, носителем которой себя считал. Обличая Цвингли, не верившего в реальность божественного Присутствия при таинстве Причащения, он писал: «В этом вопросе нам должно с избытком хватить свидетельства всей христианской Церкви. Весьма опасно прислушиваться и принимать на веру утверждения, противоречащие единодушному свидетельству, вере и учению всей святой Церкви, которая со дня своего основания и на протяжении 15 веков твердо придерживалась единой точки зрения».