Лютый
Шрифт:
— Я заметил. За эти года ты наворотил столько, что тебе было не до старого друга… убить брата, казнить сына, собрать войско и пойти против всего нашего рода… великое дело сделал, чего уж там говорить.
Впервые лукавый блеск в глазах Карата погас, и вспыхнуло страшное пламя ярости.
— Я делал все это ради того, чтобы показать нашему народу, что мы не должны следовать за людьми и нужно вернуться к нашим старым законам. Я сжег до тла свое сердце дважды, убивая Алмаза и моего Нефрита, чтобы открыть глаза на правду всем нам!
Ледяной тяжело опустился рядом с Каратом, вдруг покачав головой и
— Мы сражались с тобой плечом к плечу все те годы войны, и ты видел не меньше меня, друг. Видел те лаборатории, в которых мучили наших братьев! Видел, как издевались эти мелкие людишки в халатах, которые сдирали с них заживо кожу и отрезали конечности на живую, чтобы просто понять кто мы такие, и отчего в нас эта сила! Как они создавали целые отряды, выискивая самых высоких и сильных среди солдат, думая, что все они подобные нам! Разве не со мной ты был, когда мы громили ту лабораторию, крича и рыдая от зверств, которые видели? Разве не с тобой мы хоронили останки наших измученных и растерзанных братьев, не в силах потом есть, пить и спать?! Это все сотворили люди! Они никогда не примут нас, как часть своего мира, как бы мы этого не хотели!
Я на секунду закрыла глаза, слыша, как всхлипнула Мия, и как была готова разрыдаться я сама, когда тугой комок желчи и тошноты поднимался из глубины тела, от ужаса представленных картин того, о чем говорил Карат…и что пришлось пережить им во время самой кровопролитной и страшной войны.
— А что сделал Алмаз, когда мы вернулись домой, в то время как останки наших братьев еще не успели стать землей? Он объявил о том, что мы должны идти рядом с людьми! Он сказал о том, что мы должны стать частью этого гнусного, прогнившего мира, где они убивают друг друга ради наживы, где они насилует и убивают ради забавы! Как я мог принять это?! Как мог предать кровь сотен наших погибших братьев, которые отдали свои жизни за тех. кто этого совершенно не заслуживал?!..
Мое сердце рыдало и колотилось в груди, когда я на ощупь нашла холодную дрожащую ладошку Мии, боясь открыть глаза, откуда тут же хлынут слезы. Я слышала ее хриплое, отрывистое дыхание. понимая, что крошка тоже отчаянно борется со слезами. неожиданно выдохнув тихо и дрожа среди крика Карата, вся боль и ярость которого стучала в моих висках, разгоняя кровь по телу с жаром и холодным потом.
— …Алмаз говорил не о предательстве…
— Козявка! — пророкотал Отец, отчего я вздрогнула, открыв глаза и сжимая ладонь Мии крепче, видя, как и Звезда встала рядом с Мией, словно показывая, что будет защищать ее даже от ярости самого Ледяного, демонстративно не глядя на Карата, который замолчал, снова подняв свой взгляд на девушку, даже если в эту секунду говорила Мия.
— …Апмаз хотел сказать о том, чтобы нужно знать, на что способны люди и поэтому быть частью их мира. Посмотрите на своего сына. Нефрит живет среди людей, обладая всеми знаниями и навыками рода людей, которые он не позволит использовать против своих братьев. но он верен своему роду. Он свято чтит законы Беров и сделает все, чтобы защитить свой род!
— ЦЫЦ, Я СКАЗАЛ!
Мия вздрогнула, все-таки замолчав, в ту секунду, когда не смогла удержаться и я:
— Не все люди плохие!
— Ты посмотри на них! И вторая туда же!! Фантик, не доводи меня до зверя!!!
Я тоже замолчала, покосившись на то. как Карат окинул нас смешливым взглядом, кивнув Ледяному, пока они сидели на снегу практически плечом к плечу:
— Эта Козявка, та Фантик. А эта? Погремушка? — кивнул он на Звезду, которая снова рыкнула, опалив его разъяренным взглядом, отчего Карат широко улыбнулся, смотря только на нее и не видя, как на него покосился Отец, задумчиво почесав свою белую бороду, но все-таки выдавив:
— Погремушка?
— Ну а что там у нее прицеплено к косе? Не погремушка? — сузив свои пронзительные красивые и хищные глаза, Карат с явным озорством посмотрел на напряженно застывшую Звезду, — Дашь посмотреть?
Его не смутило даже рычание девушки, когда он проурчал довольно и как-то даже весьма двусмысленно:
— Дааааааашь, еще как дашь!..
— Только после официального прошения ее руки, черт побери! — пророкотал Ледяной, неожиданно шарахнув своим топором в аккурат между ног Карата, в каких-то паре сантиметров от самого важного причинного места любого мужчины, которое было спасено либо волей случая, либо тем, что у Отца был неплохой глазомер.
Кажется, это немного поубавило пыл Карата, который покосился на лезвие топора, что проткнуло даже лед, сдержанно кивнув нам троим, застывшим в полном шоке:
— … шли бы вы домой, сладкие. Нам нужно закончить одно дело.
Мороз прошелся по коже оттого, что должно было поспедовать за этим, когда мы с девочками не сдвинулись и с места, огромными глазами глядя на то, как Карат одним сильным и умелым движением руки извлек изо льда топор Ледяного, протянув его и проговорив глухо и серьезно:
— Пусть на этом все закончится. Ты лишил меня будущего, к которому я шел десятки лет. я лишил будущего тебя. Я исчерпал свою месть и боль. Сделай это и ты, друг…
— О Господи… — судорожно прошептала Мия, впиваясь своими холодными. как лед пальчиками, когда пошатнулась и я от вида того, как Карат опустился на колени перед Ледяным. склонив свою голову, словно для казни и не пытаясь даже отбиваться.
Послушайте, я чувствовала себя предателем. Снова.
Снова внутри меня кричали. обливаясь слезами логика и эмоции, но я не могла больше воспринимать Карата врагом…пусть даже он был чудовищем. чьи руки были в крови…я не могла забыть всего того, о чем он говорил, не в силах даже представить всех ужасов того, что ему пришлось увидеть и пережить на самой жуткой и жестокой войне.
У него была своя вера, своя правда, которую он пронес в этом израненном сердце сквозь десятилетия, свято веря в то, что он поступает правильно во имя спасения рода Беров.
Холодный пот выступил по всему телу, оттого, как спокойно и собрано на ноги поднялся Отец, взяв в свои руки топор, и не глядя на нас, когда я хрипло выдохнула, едва дыша:
– .. пожалуйста, не делай…
Он не смотрел на нас, глядя с высоты на того, кого называл своим другом и с кем плечом к плечу прошел через все ужасы войны, неожиданно рыкнув и почти всплеснув своими огромными ручищами: