М.Ф.
Шрифт:
– А кем вы приходитесь мне, если кем-то приходитесь?
– Дедушкой.
Я таращился на него пять секунд, вполне достаточно, чтобы спеть F А В Е, [99] а потом сделать паузу, и мне почти хватило глупости на ехидный вопрос: «По материнской или по отцовской линии?» Вместо этого я прикинулся, будто новость невеликая, и говорю:
– Есть у меня еще родственники, кроме вас и сестры?
– У тебя, разумеется, был краткий лишний близнец. Но, полагаю, можешь быть вполне уверен, твоя сестра, ты и я составляем весь остаток некогда крупного процветавшего семейства.
99
В нотном обозначении фа, ля, си, ми.
Я
– Вы уверены, – сказал я, – что это не моя мать?
– Вполне. Ты вчера вечером уловил слово тукань, да? Я сам узнал это слово от очаровательной владелицы отеля «Батавия». Признаюсь, довольно случайно.
– В самом деле случайно?
– Ничего не сделать без помощи случая. Настоящая фамилия дамы-романистки, по-моему, Рамфастос, только оно не похоже на имя популярной писательницы. Она попробовала Тукан, но это явно слишком орнитологично. Тукань обладает пряным восточным ореолом. Если хочешь узнать, откуда мне все это…
– Нет, собственно.
– Я попросил мистера Лёве в Нью-Йорке быстро провести определенные изыскания. Регистрационная книга «Лорд-Камберленд-Инн» в Риверхеде, штат Массачусетс, газетные архивы, обычные вещи. Понимаешь, я был озабочен. Должен был наступить какой-то великий момент.
– А та самая женщина-птица как-то связана с Эйдрин?
– Видно, тебя занимают родственные связи? Удивительно для того, кто так восхищается всей этой выясняющейся чепухой насчет отсутствия родственных связей. Нет, никак не связана.
– Что вы знаете про мальтийский язык?
– Стреляешь наугад, дорогой. Ничего. Кроме того, что это северный арабский диалект, заимствовавший итальянские слова, имеющий письменную форму чуть более века.
Значит, я дал неверный ответ. Приемлемый, но неверный. Та елизаветинская пьеса была золотой номинально? Наверно, что-нибудь забытое: «Мидас и его золотое прикосновение», «Девушка – чистое золото» (впрочем, помнится, это после 1596-го); «Золотые мои господа», «Возвращение Золотого века, или Триумф Глорианы»; «Золотой пальчик и Серебряная шкурка». На том я успокоился и сказал:
– Почему у вас французский акцент, если вы так упорно воспитывались в англосаксонской традиции?
– В англосаксонской традиции?
– Жареная свинина с яблочным соусом. Синхронизация соли и сладости. Совсем не по-французски.
– Умно. Я всегда считал симпатичным галльский подход к жизни. Прекрасная традиция свободы и равенства. Братство не совсем соответствует, правда? При обсужденье в Америке того, что надо обсудить, французский акцент мне всегда помогал. Это вдобавок свидетельство революционных рациональных и гуманистических принципов, в большинстве своем ныне, увы, утраченных. Но ты весьма кстати упомянул об англосаксонской традиции. Я изучил язык. Знаю значение имени Сиб Легеру.
– А я знаю значение имени Майлс Фабер.
– Верно, но псевдоним Сиб Легеру песет тайный смысл. Возможно, значение моего собственного основного псевдонима слишком общее. З. Фонанта, zoom phonanta, – говорящее животное, – человек.
– Вы занимаетесь поставкой на рынок продукта под названием студель?
– Как-то я сделал подобное предложение одной маркетинговой организации в Нью-Йорке. Позволь выразить радость твоими поисками связей, закручиваньем гаек, которых не существует; ты остаешься солдатом, несмотря на признаки усталости, сколачиваешь постройки.
– Зачем вообще вам цирк?
– Почему бы и нет? Цирк с относительной легкостью пересекает государственные границы. Сначала я пользовался чужими цирками, в конце концов создал собственный. Понимаешь, мой мальчик, начинал я с серьезными минусами. Хромой, без денег, с полным сознаньем виновности в кровосмешении…
– Боже, вы тоже?
– Боюсь, это семейное. Но ты снял проклятье. Такова была цель твоего приезда сюда. В семействе Фабер больше не будет кровосмешения.
– С кем с кем…
– С собственной матерью. Боги с образцовой поспешностью послали наказание. Меня переехал трамвай в Лилле. Я так и не разлюбил из-за этого Францию. Но вернусь к теме. Я не имел профессии, несмотря на семейное имя; надо было быстро сделать деньги. Судьба и общество не дали мне искомых возможностей.
– С помощью цирков?
– Таможенники не взламывают пол только в львиных клетках. В птичьем зобу можно прятать ценные вещи. Цирк невинен, сложен, в высшей степени мобилен. Нынешний век жаден до нелегальной поставки товаров, в основном наркотиков. Но, сколотив Фаберам состояние, я сейчас мало чем занимаюсь. Есть свободное время для научных занятий. Хотя даже при этом я не одарен способностью к односторонней специализации, а хотелось бы. Дилетант дилетант дилетант. Получил медицинскую степень, почти уже выйдя из среднего возраста, в не имеющем репутации университете, которому предоставил долгосрочную беспроцентную ссуду. Хотел специализироваться по психологии инцеста, по область поразительно ограничена. Поэтому до сих пор дилетантствую – музыка, литература, легкая философия. Я думал, искусство песет человеку спасение, но нет. Это. Какое-то. Псевдо. Искусство.
Последние слова он подчеркивал, раздраженно стуча целлулоидной рукой по ручке кресла, щурясь, хрипя, отдуваясь, совсем старик с виду.
– Кто такой, – сказал я, – Сиб Легеру?
– Кто? Кто? Уместнее было бы спрашивать что. Рассмотрим сначала имя. В знаменитой проповеди, произнесенной епископом Вульфстаном в конце первого христианского тысячелетия, в тот момент, когда антихристу в облике Дана [100] предстояло растлить, расколоть, уничтожить англосаксонскую цивилизацию, прозвучало слово siblegeru. Оно означает возлечь, прилечь, улечься со своим собственным сибсом; оно означает инцест.
100
Дан – сын Иакова, имя которого означает «судья», родоначальник одного из двенадцати колен Израилевых, именуемого коварным и хитрым; согласно позднейшей традиции, из племени Дана должен объявиться антихрист.
– Нет.
– Ты этот смысл отрицаешь?
– Нет. Нет.
– Ты, несомненно, думал о столь великолепно воплощенной в этих произведениях свободе художественного самовыражения. Несомненно, несомненно, ты молод. Освобождение даже из темницы неосознанной одержимости. Смерть синтаксиса ветхого человека. Никакой больше грубости резкого света, солнечного или лунного; вместо этого романтический ореол затмения. Полный бред. Эти произведения так же жестко закованы в железный корсет наложенной формы, как, скажем, мой осенний сонет, который ты, судя по сморщенному носу, счел столь скучным, безвкусным, столь старческим, столь несвободным. Взгляни вот на эту картину. Ее детали заимствованы из игры в слова на детской страничке, где заменяется по одной букве: bread brood. [101] А вон та парная вопит: blood blond bland. [102] А вон там, с богохульной пародией на портрет Доршута, другая детская дразнилка: book boot boat coat coal. [103] Эти псевдобуквальные произведения опираются на самую бессмысленную и неуместную таксономию, их структура заимствована из алфавитного порядка энциклопедий и словарей. Попробуй, мой мальчик; любой на это способен. Что ж, и я могу сейчас, сидя здесь, сымпровизировать любое количество бессмертных строк Сиба Легеру. Например:
101
Хлеб, ширь, выводок, кровь (англ.).
102
Кровь, светлота, мягкость (англ.).
103
Книга, сапог, лодка, пальто, уголь (англ.).