Мадам Казанова
Шрифт:
Наполеон вскочил на ноги и принялся ходить взад-вперед по комнате; его узкое лицо стало пунцовым.
— Но теперь все будет по-иному. Великая французская революция вернула Паоли из ссылки, а Национальное собрание Франции пригласило его в Париж. Корсика стала сегодня составной частью Франции, а Паоли является президентом нашей Ассамблеи. Ему нужны теперь способные люди. Наступило наконец наше время. И естественно, что я собираюсь служить Корсике, как и Джозеф. Я хочу быть в Национальной гвардии, а Джозеф — в местном правительстве.
Однако его энтузиазм оказался непродолжительным. Карло был прав — генерал Паоли сохранил довольно прохладное отношение к Бонапартам. Вот почему
— Генерал принимает нас за каких-то амбициозных революционеров-авантюристов, ставящих свои интересы выше интересов Корсики. По его мнению, в нас слишком много французского. А во Франции нас, наоборот, считали корсиканцами. Разве смогу я когда-нибудь чего-нибудь добиться, если мне отказывают даже в такой малости!
Я была возмущена допущенной генералом Паоли несправедливостью. Как же он может не замечать всех имеющихся у Наполеона достоинств? Я сказала в утешение:
— Ничего, вы еще свершите великие дела — если не здесь, то во Франции.
— Феличина, да как вы не поймете, — закричал он, — что у меня нет ни денег, ни положения, ни связей! Вот здесь у меня могут быть самые великолепные идеи, — он хлопнул ладонью по лбу, — но они ничего не стоят, если никто не желает услышать их!
— Вас услышат люди, — продолжала я утешать его. — Вы достигнете своей цели. Людям еще понадобятся ваш ум, ваш талант, ваш… — Я чуть поколебалась, а потом добавила: —…ваш гений.
Внезапно Наполеон улыбнулся.
— Так, значит, вы верите, что меня не сметут с пути и что я смогу каким-то образом пробиться наверх? Вы так безгранично верите в меня?
На его губах появилась знакомая мягкая улыбка, перед которой я не могла устоять. Я была уже без памяти влюблена в него.
Паолина первой обратила на это внимание. Она зашла как-то в мою комнату, села на кровать и сказала:
— Ты влюбилась в Наполеона. А это неправильно, ведь ты чужая невеста.
Я подскочила на месте.
— Какая чушь! Я хорошо к нему отношусь — вот и все, он ведь мой кузен.
Но Паолина покачала головой и понимающе усмехнулась.
— Не-ет, я все знаю и все вижу. — Она вздохнула. — Надеюсь только, что мама ничего не заметит, а то она немедленно отправит тебя обратно в Корте.
Мои руки похолодели. Уехать прочь от Наполеона, не видеть его и не иметь возможности разговаривать с ним…
Паолина наслаждалась моим замешательством.
— Вот если б ты подарила мне свой красный платок, — промурлыкала она, — я бы ничего никому не рассказала и помогла бы тебе.
— В чем бы ты мне помогла?! — вскричала я, потеряв терпение. — Что ты можешь рассказать? Тут нечего рассказывать.
— Нечего, — подтвердила Паолина, — пока нечего. — Она немного помолчала. — Так ты подаришь мне платок?
Я с удовольствием ударила бы ее сейчас, но вместо этого протянула свой красный платок.
Паолина накинула его на плечи и с довольным видом подошла к зеркалу.
— Красный — это цвет любви, — хихикнула она и вышла из комнаты так быстро, что даже ускользнула от брошенной вслед туфли.
Я подумала, что мне следует быть более осторожной. Если Паолина смогла понять, что со мной происходит, то как же быстро во всем разберутся взрослые? А сам Наполеон? Каждый раз, когда он рассказывал мне о политике, карьере и своих грандиозных планах, я воображала, что его глаза говорят мне что-то совсем иное. А может быть, он предпочитал видеть во мне всего лишь аудиторию — внимательного слушателя? Или он скрывал свое отношение ко мне из-за того, что я обручена с его — и моим — кузеном Карло?
Так или иначе, я решила затронуть в разговоре с ним тему Франции. До сих пор стоило только Наполеону начать обсуждать какой-то вопрос, как он до крайности увлекался им. Может быть, таким путем я смогу узнать, есть ли у него какая-нибудь сердечная привязанность или он свободен от обязательств — во всяком случае, более свободен, чем я.
В течение следующих нескольких дней я старалась быть максимально осторожной и внимательно следила за тем, где в данный момент находится тетя Летиция. Но она, похоже, и не думала о моей тайной страсти. Тем временем Джозеф старался не отставать от Наполеона. Он использовал любую возможность, чтобы остаться со мной наедине, и при этом со значением смотрел на меня, пускаясь в важные и продолжительные рассуждения. Однако, как только в комнату входил Наполеон, Джозеф замолкал, на его лице появлялось то самое скучающее — и почти даже враждебное — выражение, которое я заметила в первый же вечер. Луиджи мне нечего было опасаться, ведь он думал только о еде и за кусок сыра или окорока вполне мог уступить собственную бессмертную душу. Таким образом, Паолина оставалась единственной, кто был в курсе дела. Интересно, как долго мой красный платок заставит ее держать язык за зубами?
Наполеон между тем заметил, что я начала избегать его. Вопрошающий взгляд моего кузена сопровождал меня каждый раз, когда я выходила из комнаты, чтобы не оставаться там с ним наедине. А вскоре он сам стал искать моего общества — вслед за мной приходил на кухню или стоял, опираясь на изгородь, и наблюдал, как я кормлю цыплят, помогал мне по вечерам загонять в хлев коз и осла. Наши беседы с ним постепенно приобретали все более личный характер. Наполеона интересовала моя прежняя жизнь, рассказ о ней не занял у меня много времени. Когда он стал расспрашивать о подробностях, я, конечно, не упомянула про Иль Моро — у всякой откровенности должны быть свои пределы — и описала ему наш дом. Чтобы удовлетворить его неутолимое любопытство, я припомнила каждый квадратный метр в доме, включая мою комнату, и даже упомянула про открывающийся из моего окна вид на виноградники. Он тут же поинтересовался, какой доход они приносили, но я не смогла ответить на этот вопрос.
— Об этом лучше спросить у Карло… — начала было я и запнулась. Карло…
Я с силой захлопнула за собой дверь хлева, что явилось выражением моей нечистой совести в отношении Карло. Однако, если я хочу завоевать Наполеона, мне волей-неволей придется предать Карло.
Наполеон чертил что-то палкой на песке во дворе. Похоже было, что он совсем забыл про меня и целиком погрузился в план какого-то воображаемого сражения.
— Вы умная девушка, но до сих пор вы жили растительной жизнью, — внезапно сказал он, не поднимая головы. — Вам надлежит жить осмысленно, с умом. Ведь все главное сосредоточено в вашей голове. Если вы не будете думать, вас поглотит толпа. Только благодаря уму вы сможете решать свою собственную судьбу и даже управлять судьбами других людей. — Он повторил: — Запомните, все главное — в вашей голове.