Мадам Осень
Шрифт:
– Папа, ты должен почитать, – сказала Лара. – Ростик стесняется показать… даже мне не хочет, говорит, сыро.
«Не хочет и не надо», – подумал Сунгур и сказал:
– Конечно, почту за честь. Приносите, Ростислав.
– Спасибо, – обрадовался парень. – Я не решался попросить.
Лара сияла, переводя взгляд с отца на Ростислава. Он время от времени брал ее руку, она вспыхивала, а Сунгура, подозрительного в силу профессии и жизненного опыта, а также возрастного пессимизма, не оставляло чувство некоторой натужности застолья, хотя, в чем она заключается, он сказать затруднялся. А может, в нем говорила банальная ревность. Парень был стоящий – воспитанный, красивый, хорошо устроенный,
Они пили красное вино, разговаривали, и Сунгур в какой-то момент почувствовал, что его отпустило – исчезла подозрительность и напряженность, он стал охотно шутить и смеяться. Лара меняла тарелки, иногда они сталкивались взглядом, и она улыбалась. Он давно не видел ее такой оживленной и невольно почувствовал благодарность к этому парню.
А потом пришла Алена и все испортила. Она влетела как метеор, шумная, яркая, оживленная; расхохоталась при виде Ростислава:
– Какие люди! А мне никто ни словечка! Ну, семейка! Представляете, Ростик, с кем живу!
Она наклонилась и звонко поцеловала парня в щеку. Тот вспыхнул. Лара смотрела в тарелку, и Сунгура кольнула жалость к ней и досада… черт, так хорошо было! Принесла нелегкая… Дальше было предсказуемо, дальше был театр одной актрисы. Алена откровенно кокетничала, много смеялась, рассказывала о своей новой программе, бурно жестикулировала. Лара молчала, Сунгур изредка ронял слово-другое. Ростислав старательно избегал смотреть на Алену… Слишком старательно, как показалось Сунгуру. Впрочем, никто из них ни на кого не смотрел, в гостиной повисло тяжелое облако неловкости и недосказанности. Он разливал вино, Алена лихо чокалась со всеми и хохотала. Лара лишь пригубливала, мрачнея. Ростислав больше не брал ее за руку, отметил Сунгур. Ему хотелось прижать к себе Лару и сказать:
– Глупенькая, не обращай внимания! Ты же ее знаешь, она при любом мужике… вибрирует, забей!
Их трио разваливалось на глазах, они были уже разобщены. Хмурая Лара, смущенный Ростислав, раздосадованный Сунгур. И только Алена ничего не замечала… а может, привыкшая царить и царствовать, лишь делала вид, что не замечает, а на самом деле их молчание и неприятие лишь добавляли ей драйва. Но, как бы ни был Сунгур раздосадован, он не мог не признать: хороша! Что там хороша… ослепительна! Это понимали и Ростислав, и Лара. Дочке нечего было противопоставить этой… этой… тигрице! И это они тоже понимали.
Когда ситуация достигла точки замерзания, Ростислав поднялся и стал благодарить за прекрасный вечер. Алена, пьяноватая уже, схватила его за руку и закричала:
– Не пущу! Детское время!
– Нужно выспаться, – сказал Ростислав, – мой рабочий день начинается в шесть утра.
Они ушли вместе; Сунгур и Алена остались вдвоем.
– Что, не ждали? – вызывающе спросила Алена. – А я взяла и пришла. На что вы вообще рассчитываете? Красивый неглупый парень и наша золушка! – Она ухмыльнулась. – Ты действительно думаешь, что между ними может что-то быть? Не смеши меня, Кирка!
– Лучше бы ты не приходила, – сказал Сунгур.
– Я и не собиралась, так получилось. И главное, мне ни словечка! Конспираторы хреновы!
– Нужно чаще бывать дома, тогда будешь в курсе.
– Ага, конечно! Юрки еще нет?
– Кажется, нет.
– Совсем пацан от рук отбился! Тебя как отца это, похоже, мало трогает.
– С чего вдруг это стало трогать тебя? – парировал
– Кирка, не начинай. Ты на глазах превращаешься в старого зануду. Давай выпьем за Ларку! – Она подставила бокал, и Сунгур налил ей вина. – Засиделась в девках наша Ларка, я в ее годы… помнишь? – Алена расхохоталась. – Дура! Хоть бы в зеркало иногда смотрелась.
Они слышали, как хлопнула входная дверь. Спустя минуту снова хлопнула дверь, уже тише – Лара, не заходя в гостиную, ушла к себе.
– Зачем ты так, – уронил Сунгур. – Тебе ее совсем не жалко?
– Жалость развращает, пусть закаляется. У нее есть все – образование, дом, родители не последние люди. Ну почему она такая серая? Какого черта, а?
Сунгур когда-то многое отдал бы, чтобы узнать, кто был отцом Лары и что там у них произошло, но оба старательно избегали этой темы. Когда-то он попытался, но Алена твердо сказала «нет!». Иногда он думал, что Алена мстит дочери за тот неудачный роман…
– Устала, – сказала Алена, зевая. – Пойду. Ты еще посидишь?
– Нужно убрать со стола. – Сунгур сложил в свои слова весь сарказм, на какой был способен.
– Спокойной ночи! – Она легко коснулась губами его лба, и он ощутил запах ее кожи и волос…
– С чего начнем? – деловито спросил Добродеев.
– Список составил? Давай определимся. – Монах взял листок, протянутый Добродеевым. – Что тут у нас… Ночной бар «Монмартр», кафе-бар «Старый город», бары «Братислава» и «Золотое руно», это те, что поблизости от гостиницы. Ясно. Вот с них и начнем.
– Я уверен, Мельник и Поярков вывернули их наизнанку, – заметил Добродеев.
– Если бы они нашли женщину, ты знал бы о задержании, Леша. А раз ты ничего не знаешь, то они никого не нашли.
– Если они никого не нашли, значит, ее в этих барах не видели, – сказал Добродеев.
– А вот тут я с тобой в корне не согласен. Ее могли видеть, но сказать не пожелали, а поскольку мы с тобой не Мельник и Поярков, то нам скажут. Сравнил! Какие-то никому не известные Мельник и Поярков и культовый борзописец Добродеев! Свидетель дает те или иные показания в зависимости от того, кто спрашивает, мы это обсуждали неоднократно. Спросили Мельник и Поярков – получили один результат… помнишь, как твой друг администратор Гоша сказал, что не хочет с ними связываться? То-то и оно, с ними никто не хочет связываться. Теперь спросим мы. Вернее, спросишь ты. Покажешь фотку Суровца и спросишь, с кем его видели. А я, как опытный физиогномист, знакомый с языком мимики и жестов, понаблюдаю за выражением морды лица и жестами свидетеля и в случае чего просеку дезу, понял? После чего возьмем свидетеля за жабры и… Ты известная публичная фигура, Леша, тебе скажут. Начнем с «Монмартра»… красивое название, как тоска по несбывшемуся.
И они отправились в ночной бар «Монмартр». Ностальгический старый шансон, Дассен, Легран, Азнавур, полумрак, искрящийся разноцветным стеклом бар…
Монах уселся на табурете поодаль, Добродеев наклонился к бармену и вытащил из папки распечатку с фотографией. Молодой толстый парень в очках, похожий на ученого-физика, в белой рубашке и бабочке, взглянул и покачал головой. Добродеев, похоже, настаивал. Монах сверлил взглядом бармена. Тот взял листок в руки, присмотрелся и снова покачал головой. Монах не заметил ничего подозрительного и кивнул Добродееву. Похоже, Суровца здесь не видели. Добродеев спросил, кто работал в… Он назвал вечер убийства. Парень наморщил лоб и сказал, что в тот вечер была его смена. Он даже не поинтересовался, кто изображен на фотографии, и его равнодушие свидетельствовало в его пользу – он действительно не видел Суровца.