Мадонна — неавторизированная биография
Шрифт:
В отличие от прочих танцовщиц, занимавшихся в трико, Мадонна носила мешковатую футболку, порванную на спине и скрепленную огромной булавкой. Но эксцентричная манера одеваться не умаляла ее таланта импровизационной танцовщицы. Лэнг вспоминает, что Мадонна была «исключительна. Она была талантлива — такая хрупкая, но взрывная. Многие способны выполнить любые акробатические элементы, но в ней было нечто поэтическое». Благодаря своей худобе Мадонна впервые появилась на сцене в роли голодающего ребенка из гетто в спектакле о Катастрофе «Я никогда больше не видела бабочку». «Она была достаточно тощей, чтобы сойти за еврейского ребенка из гетто, — вспоминает Лэнг. — И танцевала она восхитительно». Но больше всего ей запомнилась поза Мадонны — танцовщицы из другой современной вещи « La Rosa en Flores». «Там был очень эффектный, но сложный мостик. Мадонна сделала его с таким блеском, что у меня перед глазами она до сих пор в этой роли и в этом изгибе».
Лэнг признает, что у Мадонны была «мощь, энергия, чтобы перейти от чисто внешнего эффекта к чему-то более волнующему. В танцоре я первым делом ищу именно эту внутреннюю силу, и в Мадонне она была». Еще у Мадонны была пылкость, привлекавшая Лэнг, — некоторое время. Но вскоре Мадонна стала «гулять» с наиболее темпераментными
Чтобы немного подзаработать, Мадонна подалась в натурщицы и стала позировать обнаженной. Этот промысел она испробовала еще в Мичиганском университете. «Я действительно была в хорошей форме, — вспоминает она, — и мой вес был даже немного ниже нормы, так что мышцы и скелет хорошо прорисовывались. Я была у них одной из лучших натурщиц — меня легко мыло рисовать. Поэтому у меня сложилось что-то вроде постоянного круга». Она выяснила, что может зарабатывать до ста долларов в день, в то время как восемь часов изнурительной работы официанткой приносили всего пятьдесят. Вскоре она стала позировать обнаженной перед группами из трех-четырех человек. «Так я подружилась с этими людьми».
Мадонна уже имела опыт позирования в нескольких манхэттенских студиях живописи, когда незадолго до Рождества 1978 года попала в студию ветерана фотографии Билли Стоуна на 27-ой Западной улице. На него произвела впечатление ее идущая от танца грациозность, а на не ее мастерство, с которым он снимал Русский Балет из Монте Карло в первом составе еще конца 1930-ых годов. Стоун, в свое время штатный фотограф журналов «Лайф» и «Эсквайр», был, пожалуй, больше всего известен как автор в высшей степени романтических, тонированных сепией портретов обнаженных женщин, позирующих в стиле полотен Тициана, Боттичелли, Мидильяни и других художников. Мадонну он собирался снимать в духе Матисса, но она сама выбирала позы — к большой радости Стоуна, почувствовавшего, что она «точно знала, что делает. Она была превосходной танцовщицей и очень помогала в поисках поз». Во время съемок их разговор вертелся вокруг танцев. Новая загадочная натурщица Стоуна отчаянно кокетничала, поигрывая сосками, раскинувшись на викторианской кушетке; потом она вскочила и изобразила несколько «болезненных, исполненных раскаяния» поз современного танца, отработанных под пристальным оком Перл Лэнг. Результаты съемок превзошли все ожидания: темноволосая, большеглазая Мадонна со своей худощавой до бесплотности, чуть лине мальчишеской фигурой выглядела на снимках воплощением современной эфемерной красоты.
После двух весело проведенных часов Мадонна заявила, что ей надо идти. И когда она проставила в расписке просто «Мадонна», Стоун спросил, как ее фамилия.
— Мадонна, и все, — ответила она.
— Дорогая, — сказал Стоун, — у всех людей есть фамилии.
А если Мадонна Мадонна? Так лучше? — с улыбкой спросила она.
— Нет — нет, — рассмеялся он. — Сойдет и просто Мадонна.
Уходя она спросила Стоуна, что он о ней думает. «Вы фотографировали многих женщин, которые собирались прославиться. Как вы думаете, мне это удастся?» «Деточка, — ответил Стоун, — у вас есть красота и талант, при хорошей поддержке и рекламе, глядишь, и смогли бы». Стоун заплатил ей 25 долларов — почти вдвое больше обычной почасовой оплаты натурщицы в 7 долларов — и спросил, где она живет, чтобы связаться с ней для продолжения совместной работы. В ответ она загадочно бросила: «Здесь и там». Для Мартина Шрайбера знакомство с Мадонной было не менее памятным. Шрайбер вел десятинедельный курс фотографии при Новой школе в Гринвич-Виллидж. В середине этого курса 12 февраля 1979 года перед его учениками появилась Мадонна. «Порой натурщицы ведут себя общительно, раскованно, со всеми болтают, — говорит Шрайбер. — Мадонна же появилась очень тихо». Хоть Шрайбер ее и не выбирал — всех натурщиц нанимала школа, — он вспоминает, что она была не только «счастливым исключением на фоне нескладных, пусть и милых средних учебных фотомоделей, но также одной из самых чудных натурщиц, которых я когда-либо фотографировал. Она появилась в пижамных штанах, как маленькая девочка. Когда она разделась, у нее оказалось потрясающее тело — диво пропорциональное, мускулистое, сильное. Прекрасная кожа. Она была идеальна.» По плечам Мадонны рассыпались темные волосы. Столпившимся вокруг мужчинам — примерно дюжине любителей и профессиональных фотографов — она казалась отсутствующей. «Думаю, чувствовала она себя не слишком уютно, — предполагает Шрайбер. — Она была неразговорчива. Лицо ее мало что выражало. Ее сила появлялась в молчании, в том, чего она не говорила». В отличие от Стоуна Шрайбер снимал в более жесткой, урбанистской манере. На некоторых кадрах Мадонна стоит на коленях, опираясь о пол руками, и смотрит прямо в объектив. На других — гладит кошку или лежит откинувшись на металлическую решетку электрообогревателя. В течение полуторачасового сеанса, за который Шрайбер заплатил ей 30 долларов, она сохраняла непринужденность и невозмутимость профессионалки. После занятия Мадонна дала Шрайберу свой телефон, и они начали встречаться. Она посещала его мансарду, а он, в обмен на ее общество, угощал ее дорогими обедами и устроил работать на своих частных курсах совершенствования фото мастерства. Порой ее богемные замашки казались ему шокирующими. "Как-то мы пошли на
Исключением была, возможно, Перл Лэнг. С начала 1979 года напряжение между этими двумя волевыми женщинами продолжало нарастать. "Она могла прогулять один, а то и два дня в неделю, — вспоминает Лэнг, — и ее недисциплинированность стала меня беспокоить. Если я просила повторить ее какое-нибудь движение, она говорила: «Я и не знала, что это будет так тяжко». Каждый день Лэнг требовала от своей непокорной ученицы повторить то или иное упражнение, пока после нескольких подобных случаев «унижения» Мадонна не ударилась в слезы перед всей труппой. Однажды Лэнг заставила ее несколько раз подряд повторять одно сложное па. Мадонна, которая и с семи попыток не сумела повторить этот элемент к удовлетворению Лэнг, двинула головой о стену на глазах у изумленных коллег. «Вы этого добиваетесь? — закричала она. — Так лучше?»
Что касается Лэнг, то она не слишком переживала из-за такого отношения Мадонны. «Она мне нравилась. Она огрызалась, но не до такой степени, чтоб я не могла с ней управиться, — говорит она, — Это лишь одна из сторон жизни артиста. Мадонна бывает задиристой, но это, наверное, потому, что она росла среди братьев и сестер и ей приходилось отстаивать свои права». Примерно в это время, весной 1979 года, Тони Чикконе, обеспокоенный судьбой дочери, неожиданно появился у Мадонны. «Когда приехал отец, — как-то вспоминала она, — он жутко расстроился. Дом кишел тараканами. По коридорам бродили алкаши, повсюду воняло прокисшим пивом». Как и следовало ожидать, Тони умолял ее отказаться от «дурацкой» мечты стать танцовщицей и вернуться с ним в Мичиган, чтобы закончить колледж. Ее отказ был также вполне предсказуемым. Мадонна и в самом деле подумывала сменить профессию — отчасти из-за напряженных отношений с Перл Лэнг, но в основном — по той очевидной причине, что конкуренция оказалась суровой. Наблюдалось явное перепроизводство танцовщиц, и у Мадонны ушло бы по меньшей мере три года, а то и все пять, чтобы получить место в какой-нибудь крупной гастролирующей труппе. Раньше она не проявляла особого интереса к музыке, но теперь стала участвовать в просмотрах и прослушиваниях на роли с пением и танцами в мюзиклах и снимаемых по ним видео — фильмах, а также на игровые роли в кино. Среди многих ролей, в которых ей отказали за несколько месяцев, — главная в имевшем большой успех фильме «Вольная пташка» и одна из второстепенных в телесериале «Слава». Мадонна не была этим обескуражена и продолжала ежедневно рыскать в поисках работы; там, где объявляли открытый конкурс, ее наверняка можно было найти в очереди жующих резинку соискательниц. В перерывах между прослушиваниями и занятиями у Лэнг Мадонна свела знакомство с компанией художников-графиков. Кое-кто из них, мечтавших о лаврах Пикассо, например, Футура 2000, Кийт Херринги Жан-Мишель Баскья, вскоре стали высокооплачиваемыми любимцами мира искусств Нью-Йорка. Но тогда это были просто веселые уличные бродяги, и Мадонне было хорошо в их компании. Она не позволяла другим хоть в чем-то себя превзойти, а поэтому постоянно таскала в кармане фломастер и пачкала стены домов, автобусы и вагоны метро своей размашистой подписью.
Одним из тех, кто сумел обратить свой талант в звонкую монету, занявшись рисунками для украшения теннисок и маек, был Норрис Берроуз. Через несколько недель знакомства Мадонна переселилась к нему. А через три месяца их связь оборвалась ввиду того неоспоримого факта, что и он, и она были не прочь погулять на стороне. Обзаведясь новой любовью Берроуз не забывал и о Мадонне. Он организовал вечеринку на которой свел Мадонну и Дэна Гилроя, музыканта, автора песен и комика — приятного человека глуповатого вида. Его шляпы с загнутыми краями и мешковатые пальто полностью отвечали эксцентричным одеждам самой Мадонны. Нельзя сказать, что между ними сразу же проскочила искра. Она нашла его бесцеремонным, а он ее -"унылой". Но в течение вечера они прониклись взаимным расположением, и к концу сборища Мадонна без обиняков спросила Гилроя: «Ты не хочешь меня поцеловать?»
Он хотел, и вскоре они занимались любовью в доме «Корона», район Куинз, перестроенном из синагоги, где Гилрой жил со своим братом Эдом. Здание, на котором еще сохранились звезды Давида и другие иудаистские символы, служило братьям также и студией: они порой выступали на эстраде как музыканты и комики под псевдонимами Бил и Гил. Уже первый вечер в синагоге Гилрой повесил на шею Мадонне гитару, и она с его помощью первый раз тронула струны. В этот миг, как она вспоминает, «у меня в голове что-то щелкнуло». Этим "что-то было осознание того, что именно музыка, а не танец может стать ее проездным билетом в мир звезд. Мадонна не прожила с Гилроем и двух недель, когда Жан Ван Лье и Жан-Клод Пеллерен, французские музыкальные продюсеры, на счету которых был успех европейской звезды диско Патрика Эрнандеса, устроили в Нью-Йорке открытое прослушивание, чтобы подобрать в шоу-группу Эрнандеса свежую молодежь. Сингл Эрнандеса «Рожденный для жизни», практически неизвестный в США, стал, тем не менее, международным хитом и принес более 25 миллионов долларов.
Мадонна пошла на прослушивание, где станцевала и что-то спела под стандартную мелодию в стиле диско. Ее эмоциональное выступление произвело на Ван Лье и Пеллерена такое впечатление, что они предложили забрать ее с собою в Париж и превратить в звезду. «Мы сразу же смекнули, что в ней больше энергии, чем во всех остальных, — сказал Эрнандес. — Мы не поставили ее дергаться как дурочка у меня за спиной, но отделили от остальных исполнителей. Мы хотели отвезти ее во Францию, чтобы она могла записаться». Мадонне надоело копаться в мусорных баках в поисках еды, и она согласилась. Известие о том, что Мадонна через несколько недель уезжает во Францию, принесло Гилрою, избегавшему прочных связей, нечто вроде облегчения. Теперь, когда их совместной жизни был поставлен четкий конечный срок, он мог предаться нежным чувствам. «Они походили на русские горки, — сказал Гилрой об отношениях, — Несколько раз дух захватывает, а потом все, конец».