Мафия и его ангел

Джеймс Лайла

– Да. Я всё сделаю.

– Хорошо, - сказал он, поцеловав меня в лоб. Кивнув маме, папа ушёл.

Я услышал её вздох. Вновь сев на диван, она потёрла глаза.

– Мамочка, почему папа так часто уезжает?

– Это его работа, малыш. Твой папа очень занятой человек. У него много дел.

Подойдя ближе, я вновь забрался к маме на колени. Сонно положив голову

ей на плечо, я вздохнул.

– Я хочу быть как папа. Он такой сильный. И все его слушают. Я хочу быть таким же крутым, как он.

Мама покачала головой.

– Нет, Алессио. Ты не такой, как твой папа.

Обхватив ладонями мои щёки, она продолжила:

— Ты не готов сражаться против всего мира. Ты мой маленький малыш. Мой милый и нежный мальчик. И я хочу, чтобы ты оставался таким.

Поцеловав меня в лоб, мама прошептала:

– Сражением же пусть займётся твой отец.

Я промолчал. Мама всегда знала, как сделать так, чтобы я почувствовал себя особенным. Для неё я всегда был бы её милым маленьким мальчиком. Навряд ли это когда-то изменится.

Кивнув, я прикрыл глаза. Мама успокаивающе гладила меня по спине, отчего я быстро уснул. А во сне я увидел темноволосого ангела. У неё были зеленые глаза. Тогда я ещё не знал, что это в последний раз, когда мой сон был спокойным. Не знал, что вскоре наши жизни навсегда изменятся.

***

10 лет

Войдя в холодный подвал, я тихо закрыл за собой дверь — так, чтобы никто меня не засёк. Посреди комнаты стоял стул, к которому был привязан мужчина. Его лицо и одежда были в крови. Откинувшись на спинку, он стонал от боли — я слышал это с места, где стоял.

Рассматривая пленника, я почувствовал, как гнев, обжигающей волной, пронёсся по моим венам. Меня охватила ярость.

Убей. Убей его. Пролей его кровь.

«Заставь его заплатить», - закричал голос в моей голове. Меня трясло от злости.

Он был одним из них. Абандонато. Итальянец. Я до сих пор помню его лицо. Его смеющееся лицо, когда в ту ночь он пытал мою маму, наряду с другими.

Зашагав вперёд, я встал прямо перед мужчиной. Подняв голову, он посмотрел на меня своими заплывшими глазами.

Пленник открыл было рот, чтобы сказать что-то, но из-за кляпа это прозвучало как бульканье. Сжав руки в кулак, я с силой ударил его по лицу. Раздался хруст, когда мои костяшки обрушились на его нос.

Наёмник закричал, отчего я рассмеялся. Я почувствовал себя лучше

из-за его боли. Моё сердце быстрее забилось в груди, но я жаждал большего. Мне нужна его кровь. Мне нужно увидеть, как он страдает.

Мне нужно убить его.

Только тогда я почувствую удовлетворение. Подойдя к столу в дальнем конце комнаты, я принялся рассматривать разложенное на нём оружие. Его так много. На любой вкус. Большое и маленькое. Прежде я никогда не был в подвале, но до меня доходили слухи о нём, гулявшие по особняку.

Выбрав большой нож со спиральным лезвием, я вернулся к Абандонато. К человеку, которого ненавидел всем своим естеством.

Итальянец заскулил от страха. Замотав головой, он попытался отодвинуться — но едва ли у него получилось. К моей радости, он был привязан к стулу.

По правде, я и не собирался проявлять по отношению к нему милосердие. В моём словаре больше нет такого понятия. Крепко сжав в руке нож, я с силой прижал его к щеке мужчины. Поведя вниз, я сделал огромный надрез. Пленник вновь попытался закричать.

Я смотрел на его кровь. И сердце в моей груди забилось быстрее. Меня захлестнуло волной адреналина, а разум умолял о большем.

«Больше. Больше. Больше.»

Я порезал и вторую щёку итальянца. А затем руку. И ещё одну. Большие, длинные и глубокие борозды ран. Кровь залила всё вокруг. Затем надрез на груди. Настолько глубокий, что я мог видеть его кости.

Мужчина больше не двигался. Истекая кровью, он наклонил голову. Я видел, что он быстро потерял сознание.

Но я ещё не закончил.

Наёмник пока был жив.

Его сердце билось. А сердце моей матери — нет.

Он должен умереть. Должен почувствовать боль.

Взревев от гнева, я выдернул нож из его тела. Размахнувшись, я вонзил лезвие глубоко в сердце Абандонато, после чего, причиняя ещё больше боли, провернул рукоять. Безжалостно.

Запрокинув голову, мужчина безвольно обмяк на стуле. Его наполненные болью глаза начали тускнеть. Жизнь покидала его.

Спустя несколько секунд наёмник уже не дышал. Взгляд его мёртвых глаз застыл на мне.

Вытащив нож из груди пленника, я опустил взгляд. Мои руки были в крови. Ни дюйма чистой кожи. Кровь. Она была повсюду. На мне. На одежде. Это привело меня в чувства.

Осознав, что только что сделал, я ахнул. Но я не испытывал никаких угрызений совести. Я чувствовал только облегчение и удовлетворение.

Но это только крохи. Остальные тоже должны заплатить.