Маг 11
Шрифт:
Я просто вижу очень понятно, что царь и его окружение проигрывают сражение за умы населения Империи именно в печатном деле и пропаганде. У черносотенных партий тоже есть свои печатные издания, однако, их мало кто читает.
Это необходимо менять первым делом. Тем более, вскоре Дума дорабатывает свой срок, а потом государь может принимать законы без согласования с думскими комитетами как ему угодно.
Представляю, как широкой горстью раздают деньги родственники убитого, купцы Гучковы, как они опрашивают
Пропавших кортиков данного образца по списку нашлось несколько сотен за пару десятков лет, так что этот вопрос оставили пока в покое.
— Ладно, ждать больше не имеет никакого смысла, — говорю я сам себе.
Можно было бы пару самых борзых и наглых писак-журналюг отправить к господину Гучкову для компании. Но, подумав, я отказался от этой идеи.
Гораздо лучше будет принять заранее закон про оскорбление императорской семьи с последующей конфискацией печатного издания вместе со всей технической частью. Поэтому — пусть изгаляются и оскорбляют.
Такой, наверняка, всегда имелся в законодательстве, но, глядя на эту вакханалию вседозволенности и откровенной клеветы со стороны оголтелой прессы, я не понимаю, почему он не работает.
Без того, чтобы не дать хорошо по рукам крупному капиталу, тоже обойтись не получится никак. Свой страдалец Ходорковский для этого времени крайне необходим, пусть царь сам очень побаивается трогать крупный капитал.
Только я знаю, что без посадок и каторги в приговорах дело никак не обойдется, чистенькими руками страну не спасешь. И в светлое будущее процесс не направишь.
И еще, с письмами императрицы я опоздал, чертов иеромонах уже пустил их в дело еще в конце одиннадцатого года. Так что это появление компромата мне уже не предупредить никак, придется бить еще жестче и сразу наповал.
Прочитал постоянное передергивание этой темы в газетах. Гнусность и смакование — вот что бросается в глаза моему ко всему привычному взгляду. Охренеть, как царь вообще допускает упоминание его семьи всуе в каждом бульварном листке?
Понятно, что никто ни хрена не боится в этой стране, поэтому и переворот так легко случился.
Куда Охранное отделение смотрит? Придется полностью менять правила игры в стране!
Если, конечно, я произведу нужное впечатление на Распутина и попаду к царице, а от нее к самому царю.
Впрочем, уверен я, что нужное впечатление произведу. Он сам человек с чудесами в голове, должен и на мои способности внимание обратить.
Поэтому в конце недели, числа двадцать пятого мая я появляюсь около дома, в котором квартирует Григорий Распутин. Сейчас он живет у знакомых на Николаевской улице дом семьдесят, это я тоже запросто узнаю из газет.
Да, каждый шаг «любовника императрицы» отслеживается досконально и выкладывается охочей до этого публике.
Вообще своего и хотя бы просто постоянного жилья у Старца нет, семью свою, то есть, дочерей он еще не перевез в столицу.
Поэтому он живет то на Николаевской улице в доме семьдесят у Сазоновых в отдельной комнатке, где и принимает посетителей. То на Николаевской семьдесят девять в квартире госпожи Нейман.
Эти люди являются его поклонниками, вообще таких людей в столице довольно много оказывается.
Еще где-то часто в гостях бывает, катается всегда со своими поклонницами на наемных таксомоторах или извозчиках, один редко когда выходит на улицу. Часто заезжает в гости к княгине Головиной на Зимнюю канавку.
Постоянное полицейское наблюдение к Старцу уже приставлено, однако, в самом подъезде я никого не вижу. Наверно, с улицы наблюдают за посетителями, поэтому я могу не опасаться немедленного попадания на карандаш к чинам полиции. С предъявление паспортной книжки пытливому взору настоящих профессионалов.
И потом естественно, к тем же Гучковым и остальным господам масонам, заговорщикам и проплаченным агентам иностранных держав и разведок.
Позднее доступ будет вестись через запись полиции внизу подъезда, но, это когда появится постоянная квартира у Старца. Правда, именно князь Юсупов пройдет через черный ход и выманит Старца на смерть, ну, это еще в будущем случится должно было.
Живет Старец Григорий довольно открыто, поэтому на входе в дом меня встречает одна женщина, почти его секретарь, та самая Акилина Никитична, занимающаяся ведением его хозяйства.
Когда я звоню в дверь, открывает ее именно она:
— По какому делу к Старцу Григорию изволите проситься? — быстрые черные глаза осмотрели меня и, похоже, что мой приличный вид ее успокоил вполне.
Не юродивый и не женщина в слезах за советом по жизни тяжелой.
Сама немолодая, но, глаза странные и интересные.
— По личному, уважаемая. По личному и для сугубо секретного разговора со Старцем Григорием. Передайте, что есть у меня для господина Распутина информация, — важно заявляю я.
— Как доложить? — на неподвижном лице заведующей доступом к Старцу Григорию ничего не меняется, она уже давно привык к разным странным гостям своего хозяина.
— Жмурин Сергей, из разночинцев.
Я хорошо знаю по источникам, что Старец тянется всей душой к высшему свету, а таких, как я, разночинцев не очень жалует. Ну, совсем он году к четырнадцатому избалуется вниманием высшего света, все же тянется его душа к графам да князьям родовитым. Что и не удивительно для когда-то простого сибирского мужика, понимает он очень хорошо уже, что с каждым таким знакомцем или почитателем его талантов сам становится сильнее и влиятельнее.