Маг без магии
Шрифт:
"Но я добр, я даже не послал тебя самого ловить его, – не унимался бог. – А ведь на такую приманку, как ты, этот маг клюнул бы. – В бесплотном голосе послышалась ненависть:
– Но ничего, когда он будет в моих руках, я сполна наслажусь его муками! С помощью ТВОИХ глаз!"
«Он не маг!» – ответил Харальд про себя. К чужому присутствию внутри он так и не смог привыкнуть за все эти годы.
«Не верю! – Больной Бог рассмеялся. – Маг теряет способности только вместе с жизнью! Но вот где он прятался все эти годы – мне действительно интересно».
«Что
Боль стегнула по телу, волной прокатилась по позвоночнику – бог гневался. Голос его звучал, как шипение огромной разъяренной змеи: «Как и все маги, он скрыт от меня и неподвластен мне напрямую! Именно за это я так его и ненавижу…»
Голос истончился, исчез, что-то холодное коснулась затылка, и Харальд обнаружил, что остался один. Внутри головы было пусто, как в брюхе нищего, а чувствовал верховный жрец себя гнусно, словно вымазался куриным пометом.
Как всегда после общения с богом.
Небо над городом раскинулось ослепительно синее, точно его вырезали из огромного сапфира. Неудачными сколами смотрелись редкие перышки облаков. А солнце сияло, точно отверстие, через которое льется расплавленное золото.
Но, несмотря на ясную погоду, было по-майски прохладно. По улицам летал свирепый ветер, родившийся где-то на вершинах Северных гор. Яростно гудел в кронах деревьев, дышал в лицо холодом, рвал с плеч плащи.
Харальд бродил по улицам, цепко вглядываясь в лица встречных. Искать потенциального ученика лучше там, где людей больше всего. Лучшего места, чем Бабиль, не найти.
Чтобы обойти весь город, хорошему ходоку понадобится не один день, но Харальд и не надеялся на быстрый успех. Шел не торопясь, время от времени заходил в лавки, приценивался к узкогорлым медным кувшинам, украшенным искусной чеканкой, что привезли с юга, к роскошным коврам с Островов, которые собрали в себе все оттенки моря – от нежно-голубого до густо-зеленого, почти черного.
Перед глазами его проходили сотни людей – высоких и маленьких, жирных, как свиные колбасы, и худых, точно щепки, молодых и старых. Мелькали глаза: черные, желтые, голубые, серые и зеленые, вились и торчали прямо волосы самых разных цветов, от льняного до угольно-черного.
Но знак более не встречался.
Незаметно подкралась усталость, а вместе с ней и раздражение. Харальд вдруг решил, что все напрасно, что во всем этом проклятом городе нет ни единого человека с магическим даром!
Даже не зашел в таверну, как сначала собирался. Развернулся и побрел назад, к постоялому двору. И вдруг застыл, выпучив глаза.
Навстречу, надменно выпятив подбородки, шествовали несколько роскошно одетых мужчин. Расшитые золотом халаты сверкали так, что глазам было больно, а на шапку каждого пошло столько белого полотна, что хватило бы одеть крестьянскую семью. На пальцах – перстни, в которых золота больше, чем в казне иного владельца замка.
Так одеваются только купцы, которые изредка прибывают с обозами
Но вовсе не сами купцы поразили Харальда. Видывал и не такое. Просто над передним из чужестранцев, колыхаясь, возносился столб ярко-синего свечения. Знак сильного магического таланта.
Харальд поспешно отступил в сторону, давая дорогу. Взглянул в лицо отмеченного. Узкие, плотно сжатые губы, горбатый нос, похожий на клюв, и острый, как у хищной птицы, взгляд из-под полуопущенных ресниц.
Когда купец прошел, Харальд еще долго смотрел ему вслед. Такого не уговоришь, не убедишь, даже если удастся найти переводчика с их чудного наречия. Зачем ему становиться магом? У него и так есть все, и незачем гнуть спину, осваивая сложное искусство.
Понурившись, Харальд побрел дальше. Миновал небольшую площадь, в центре которой плескал фонтан. В одном из домов пристроилась пекарня, из которой плыл такой аромат, что кишки заворчали и начали бросаться друг на друга.
Невесело усмехнувшись, Харальд свернул в проулок, надеясь срезать путь. Дома тут стояли так тесно, что неба видно не было. Со всех сторон нависали серые стены. Они напомнили Северные горы, где встречаются ущелья, в которых склоны точно такие же отвесные, но куда выше.
Он улыбнулся собственным воспоминаниям, но вдруг кто-то крикнул за спиной:
– Харальд, стой!
Он невольно обернулся.
Когда невысокий мужчина с белыми, словно перья луня, волосами, оглянулся на провокационный выкрик, то Эдред, младший жрец Владыки Всех Болезней, подумал, что сегодня хороший день. Как иначе оценить то, что из сотен поимщиков, рассыпавшихся по городу, удача улыбнулась именно ему?
Он покрепче перехватил тяжелый посох (служителям запрещено носить оружие) и рявкнул:
– Вперед! Хватай его!
Пятеро младших жрецов, отданных Эдреду в подручные, не подвели предводителя. Дружно затопали башмаками по мощенной булыжниками мостовой.
Седоголовый чужак быстро огляделся, на лице его появилось сомнение.
«Не убежать тебе, старикан! – подумал злорадно Эдред. – Попался!»
Но дед, вместо того чтобы впасть в панику или беспрекословно сдаться жрецам, преспокойно извлек из ножен меч. Тускло сверкнуло отточенное лезвие.
«Ничего себе!» – успел подумать Эдред и, не мешкая, обрушил дубину на плечо седого. Она со свистом разрезала воздух и ударила… в пустоту. Жрец потерял равновесие и кубарем покатился по земле. Хрустнули, жалуясь на жизнь, ребра.
Кто-то орал над головой, слышался какой-то стук. Но он вскоре стих, сменившись топотом.
Эдред поспешно перевернулся на спину и сел. Перед его носом оказалось острие меча, держал который седоголовый чужак. Лицо его было злое, а глаза смотрели нехорошо, с прищуром.
Эдред мгновенно облился потом снаружи и похолодел внутри.
Проулок был пуст. Мостовую украшали куски жреческих посохов (если честно, то боевых дубин). Перерублены они были аккуратно, на ровных срезах белело дерево.