Магазинчик разбитых надежд
Шрифт:
Питер поморгал – но человечек и не подумал исчезнуть. Тогда мальчик ущипнул себя (Ай!) и наконец взял блокнот (пока господин Шнапс тряс зонтик и критически шмыгал на каждую летящую на пол каплю).
"Будьте здоровы, – написал Питер. – Меня зовут Питер. Нет, второе. Здесь только шесть отделений. Мистер Шнапс, вы ничего не перепутали?"
– Спасибо. Пдостуда одолела! Но я не мог ошибиться. Мы же в больнице святого Фомы?
Питер кивнул, и маленький констебль смело шагнул к выходу из палаты:
– Ох уж эти голубиные авиалинии! Памятник увидят – и все, одни эмоции. Пойдем,
Питер невольно загордился от "громилы", прищурился и попытался сунуть пальцы за ремень (так обычно делали ковбои). Но ремня, конечно, не было, и юному герою пришлось ограничиться кармашками пижамы.
Команда двинулась по праздничным коридорчикам больницы. На стенах висели декоративные снежинки и мишура, под потолками – омела; даже маленькие пальмы нарядились в елочные игрушки. Все это безобразие сверкало, искрилось и дожидалось Рождества. Питер, которого выпускали из палаты только на процедуры, рассматривал пейзажи больницы, как туристы – древний Колизей (то есть, во все глаза). Одновременно мальчик старался не обогнать пряничного человечка и размышлял, сон ли вокруг, или приключение случилось на самом деле.
"Как-то вот непонятно".
Так они добрались до лифта. Удивительно, но на панели действительно оказалась вожделенная кнопочка – хотя мальчик отлично помнил, как ездил вчера вечером на процедуры без "восьмерок" непонятного происхождения.
"Навещаете кого-то?" – решил проявить вежливость Питер. Кабинка с громыханием дотянулась до четвертого этажа и зашуршала дверьми. Неясно, зачем, ибо ни единой души снаружи не было.
– О, нет! Дасследую дело, – посмотрел на блокнотик маленький констебль. Створки снова закрылись, вверху заскрежетали невидимые тросы. – Укдали, или хуже… Семицветика, и, я подоздеваю, не обошлось без Годчичного куста. Тем более он снова объявился в окдестностях Плимута. Опасный децидивист, скажу я тебе. С виду… А-а-пчхы! Только что не хдизантема, но так и нодовит все подгодчить.
Тем временем лифт доехал до восьмого этажа, и Питер шагнул вперед, с интересом вглядываясь в каждый предмет мебели.
"Будьте здоровы! А кто такой Семицветик?"
– Спасибо! Семицветик – цветок, кто ж еще! Соведшенно обычный цветок. Пдимус, наш скульптод, выдезал его из Севедного Сияния года три назад. Милейший был паденёк, скажу я тебе: вежливый, понимаешь, начитанный. Не чета всем этим… Задослям!
За поворотом оказался пост медсестры, где читала газету маленькая фея в форме, – до того чистенькая и хорошенькая, что Питер невольно покраснел. И тут же был вынужден отвлечься, когда мимо прошествовало пирожное "Наполеон": гордо вскинуло подбородок, руки за спину заложило – вылитый император.
– Добдый день! – устремился к конторке мистер Шнапс и чуть приподнял лакричный цилиндр (как обычно поступали раньше джентльмены, коих уже – впрочем, как и цилиндров, – почти не осталось). – Констебль Шнапс к вашим услугам! Где находится Годчичный куст? Дело неотлагательной важности!
Фея поморгала и, пискнув "сейчас", принялась листать журнал приема.
– Палата 812: направо и по коридору, – захлопала она ресницами и пожала с видом "я – не я, принцесса не моя" прозрачными
– Спасибо! Полицейское упдавление благодадит вас за содействие, – пряничный человечек лихо крутанул ус и направился по указанному маршруту.
Питер затопал следом, не отрывая восхищенный взгляд от крылышек феи, и не заметил, как зашел в палату.
– Привет, – весело помахал лапкой снеговичок в больничной пижаме; он по одной вытаскивал из мешка морковки и примеривал на место носа.
У Питера задергалась левая бровь, но все же мальчик поднял ладошку… и шмыгнулся в коридор, догоняя пряничного человечка.
"На смерти… хмельной…" – донеслось горестное шепто-пение из палаты 812. Источником его был унылый горчичный кустик с кислолицей мордочкой на стебельке. Завидев злодея, маленький констебль р-рьяно шагнул внутрь, выставил указательный палец и обвиняюще завопил "До-об-дый день!". У Питера начало складываться четкое впечатление, что мистер Шнапс имел обыкновение утрамбовывать в данную фразу не только приветствие, но и любые возможные значения. Так, сейчас, было похоже на "Ага, негодяй!".
– Пошто укдал Семицветика, пдоходимец?! – продолжил знакомство пряничный человечек.
Кустик обернул печальное личико к вошедшему и тихо сказал:
– Ах… как это все тоскливо, – почесал веточку и ссутулился. – Снег, Рождество… Как пусто и тоскливо. Семицветик…
"Как это тоскливо", – мысленно повторил Питер, закатывая глаза к потолку. Мистер Шнапс тем временем попытался спросить, где вчера находился кустик "между шестнадцатью нуль-нуль и аналогично осемнадцатью".
– Где я могу быть, мне негде быть, – последовал протяжный вздох. – Жизнь моя печальна и бессмысленна. Зачем я существую? Зачем нужно существование? Ты знаешь? – спросил кустик Питера. Тот в ответ заморгал и пожал костистыми плечиками.
– Шифдуется, задаза, – подытожил пряничный человечек и вздохнул. – Пойдем, гдомила.
Напарники, как мысленно уже поименовал себя и маленького констебля Питер (или точнее, "нападники"), вернулись к фее и стали узнавать о подозреваемом. Оказалось, кустик уже давно лечился от "большого ума" и целый день вчера был в палате.
– Несостыковочка, – почесал цилиндр мистер Шнапс. – Кто ж тогда укдал цветок?
Питер предложить еще раз осмотреть место преступления и неожиданно для себя приписал:
"Я мог бы помочь", – на самом деле мальчик был готов расследовать хоть секреты ночного уборщика, лишь бы не просидеть все Рождество в палате.
– А верно! Ты, гдомила, со своей башни много чего увидишь! – завертел усами пряничный человечек и засеменил к лифту. – Впедед! Служить и защищать, гдомила, служить и защища-а-пчхы!!! Вот, пдавду говодю.
Глава 2, в которой дело запутывается еще больше или Зачем Примусы ездят в Плимут
Питер – у которого внутри все пело и разве что не порхало в предвкушении Свободы – одел зеленую курточку и желто-вишнево-полосатые штаны (что хранил на тот редкий случай, когда врачи отпускали мальчика на прогулку) и отправился с мистером Шнапсом в вестибюль больницы.