Магическая штучка
Шрифт:
Все преподаватели, словно сговорившись, твердили о важности активизации дара, называя сам процесс таинством. Какое же это таинство, если в мою голову должен залезть посторонний?
Федорицкий неизменно встречал меня с занятий у лорда куратора, но в столовой больше не сидел с нами, предпочитая свою привычную компанию. Он стал теснее общаться с рыжулей, которая явно приглянулась верховному магу. С того случая, когда Федорицкий-старший пригласил ее на ужин, они встречались еще несколько раз, и его интерес к нашей старосте ни у кого не вызывал сомнений. Возможно, сын хотел лучше узнать будущую мачеху, а, возможно, ему просто
В общем, я была вполне довольна, что сидели мы вчетвером: Глеб, Едемский и мы с Жавуриной. Не знаю, что подстегнуло Юру: то ли наше с Юлкой непринужденное общение с Глебом, то ли кривые ухмылки Кремера-младшего, но общался он с ним совершенно нормально, не делая даже намеков на его низкий статус.
Естественно, и Едемского, и Глеба мы тоже пробовали расспрашивать об активации дара, но ничего полезного для себя из этих разговоров не вынесли.
— Ну, хоть какие ощущения испытываешь, когда кто-то копается у тебя в мозгах? Помню, отдыхала я в одной экзотической стране. Так там считается деликатесом мозг живой обезьянки. Ей прямо при посетителях вскрывают черепную коробку и…
Закончить Жавурина не смогла.
— Прекрати! — зашипела я. — И без твоих тошнотворных рассказов тяжко.
— А что? Я просто вспомнила, — пожала плечами Юлка. — Будем мы завтра, как та обезьянка…
— Перестань! — снова застонала я.
— Ладно, но потом не говори, что я не пыталась открыть тебе глаза.
— Животные, они, как дети, все чувствуют, — сказал Глеб, поставив на поднос опустевший стакан. — У них природная интуиция незамутненная, не испорчена разными благами цивилизации. Мой дядя долгое время ухаживает за одним существом, так вот оно прекрасно разбирается в магах. Если к нему пришли с хорошими мыслями, он вполне лоялен, а если с дурными… В общем, даже магический барьер порой не спасает.
— А дядю твоего случайно не Ахей зовут? — поинтересовалась я.
— Ты его знаешь? — удивился наш домработник, хотя, чего уж там, почти всю домашнюю работу мы с Юлкой делали сами, с удовольствием. А Глеб за это время стал нашим хорошим другом. Он больше развлекал нас рассказами о своем мире, но ни от какой работы не отказывался и всегда был рад помочь.
— Встречались у вольера с Перси, — нейтрально ответила я.
— Перси! — усмехнулся Глеб. — Смотри при драконе не произнеси. Он любит, когда его называют полным именем — Император.
— Да, это точно, — подтвердил Едемский. — Как-то по молодости, один из моих славных предков хотел приручить Императора. Даже вошел к нему…
— И что случилось? — поинтересовалась Жавурина.
— Еле выскочить успел! Дракон ему мантию подпалил, — как-то нехотя признался Юрка.
— Погоди, а твоего славного предка случайно не Ипат звали? — с широкой улыбкой, явно подавляя, рвущийся наружу смех, спросил Глеб. — Ты ведь Едемский?
— Ипат, — буркнул тот.
— Дракон пожег огромную дыру в мантии, как раз в районе ягодиц. Маг потом долго сидеть не мог. И кличка к нему пристала пожизненно — Ипат паленый. После него к Перси лет сто никто не отваживался заходить.
— А потом? — поинтересовалась я.
— Пробовал магистр Кавецкий. Его дочь вам что-то преподает, кажется, — ответил за него Юрка, который был несказанно рад перевести тему. — В вольер он не входил, Император плевался огнем так, что едва не пробил магический барьер. Дракона три дня не могли успокоить. Кавецкий после этого пытался убедить совет, что животное опасно и его следует усыпить. Хорошо, что его никто не послушал. Ну, кто в своем уме станет усыплять последнего в мире дракона? А потом — магистр Кремер, но он тоже не входил к Перси. Постоял, посмотрел, а потом сказал, что это не его зверь.
— А для чего маги пытаются его приручить? — осторожно спросила я.
— Как для чего? Конечно, для того, чтобы повысить уровень магии. Дракон — это же, как кольцо из танталума, только круче. Даже останки самых обычных драконов, тех, которые в средние века обитали, используют для создания артефактов, а тут древний. Да еще и живой! Говорят, между драконом и магом, которого он выберет, устанавливается связь. И в случае необходимости, маг может использовать часть магической силы зверя.
— Варварство какое-то! Тянуть энергию из животного! — нахмурилась Жавурина. — То есть, маги пытаются его приручить, чтобы использовать, как переносной аккумулятор?
— Примерно так.
— Куда Гринпис смотрит? Он же последняя особь! Его беречь нужно! Считай, без самки — вымерший вид. А они магию сосать из него хотят…
— Да, ладно вам, — примирительно усмехнулся Глеб. — Перси не даст себя в обиду.
И чего Юлка возмущается? Нас ведь сюда тоже ради магии пригласили. И, если с самого начала я была настроена довольно скептически, то сейчас, когда на меня набросился эллин… В общем, я несколько изменила свои взгляды. Вырождение магов — это не только их личная проблема, это проблема всего человечества. Без тотального магического контроля все души находятся под угрозой.
На одном из занятий лорд Кремер показывал нам человека, добровольно продавшего душу турронам. Не знаю, как магам удалось сделать подобный видеоматериал, зрелище, прямо скажем, не их приятных. Мужчина продолжает жить, но как бы по инерции. Он больше похож на робота, действующего по определенной программе. Абсолютно равнодушное лицо, оно не меняется, потому что чувств нет. Нет ни любви, ни интереса, ни симпатии. Даже жалости у него нет. Когда его жена, пытаясь разбудить в нем хоть какие-то эмоции, разбила кубок, который, по всей видимости, когда-то был ему дорог, а потом стала собирать осколки и расплакалась. Он просто стоял и смотрел.
— Что ты молчишь, Федя? Что ты молчишь? — всхлипывала женщина, прижимая к себе порезанные руки.
— Накрывай на стол. Время ужинать, — ответил ей бездушный муж.
Маги забили тревогу еще и потому, что в последнее время участились случаи браконьерства. Подобным промыслом занимались практически все виды иных. В этом случае забирали не всю душу. С помощью какого-то хитрого прибора душа раскалывалась на части. Большую — иные забирали, а меньшую оставляли, чтобы человек не выглядел подозрительно. Он по-прежнему испытывал некоторые эмоции. Особенно те, что почти граничат с инстинктами. Например, любовь у таких людей сводилась к элементарной похоти. Часто, в самых гнусных ее проявлениях. Неприязнь могла вылиться в ненависть. Причем, людям с кастированными душами приходилось восполнять недостающие чувства. А поскольку чувствовать они не могли, то заменяли это ощущениями, часто наносящими вред не только самому человеку, но и окружающим.