Магический кристалл

Алексеев Сергей Трофимович

— Батюшка мой, Ладомил, давно уж на том свете. А матушка Вещеслава вздумала за Перуна отдать, коего я видеть не желаю.

Варяги зашевелились и засмеялись от ее слов, и кто-то покосился в небо, но государя и это не смутило.

— Хоть с войском, но коль с добром явилась — милости прошу! — Государь снова подтолкнул бояр, чтоб приглашали, однако те все еще цепенели от вида богатырши. Ватажники на хорсе спустили сходни, и поленица сошла на причал, заставив варягов отступить еще дальше.

— Беда, как измельчали русы, — вновь

повторила Краснозора. — А посему трудно равного себе жениха искать.

— Нет в нашей земле богатырей, — покряхтел Князь и Закон. — Да может, кто из варягов возьмет? Отыщется храбрец…

— Я бы взял поленицу! — крикнул Сивояр, сбегая с исполинского хорса. — Эй, государь, поскольку вырос я сиротой и некому замолвить слово, посватай за меня Краснозору?

— Посватай, Князь! — откликнулись ему из толпы. — Жених достойный! Воин отважный и мореход сведомый! Округ земли прошел!

Тут уж не сдержался Путивой, и рука его сама наткнулась на плеть за опояской.

— Довольно потешаться!

— Да не потехи для — женить след Сивояра! — народ уж веселился. — А богатырша ему будет впору! Давай-ка, Князь, изреки свое слово Закона. Мол, быть тебе женой сего варяга! Вот и первая свадьба на таржище!

— Не сватайте меня, — вдруг громко сказала Краснозора. — Ни за кого не пойду!

— А что же шла через три моря? — разочаровались варяги. — Чтоб показать себя?

— Есть в вашей земле один исполин, — промолвила она, обращаясь к государю. — Космомысл именем.

Рука еще прочнее влипла в древко плети, однако Путивой ответил сдержанно:

— Слышал, был такой…

— Хотел меня в жены взять…

— И что же не взял? Зрю, воспротивилась сама?

— Меч ему послала. Тем и навлекла беду…

— Напрасно! Вот был бы тебе муж, не этому варягу ровня.

— Теперь жду его два века. А Кладовест молчит… Не знаешь ли, где ныне Космомысл?

— Неужто пойдешь искать?

— Пойду, ибо устала ждать.

— Мне жаль тебя, Краснозора. — Путивой вздохнул, чтоб не услышали зубовный скрежет. — Да опоздала ты. Женился Космомысл, взял артаванскую царевну, именем Авездра.

Хлеб выпал из ее руки, и соль рассыпалась на землю.

— Верно, опоздала…

— И величают его ныне — пророк, как бога почитают. Отовсюду едут, чтоб поклониться и речь его послушать. Забыл тебя Космомысл или вовсе не помнил.

— А кто эта царевна? Поленица?

— Сам не изведал, а слухам верить ныне никак нельзя. Кто молвит, вечная, кто — смертная, и ростом в три вершка…

— Забыл?… Отчего же снится? Как смежу веки — тут как тут. Меч подает, что я послала ему…

— Тоска тебя грызет. Пойдем к огням, ведь ныне праздник. Развеселись, развей печаль. Глядишь, и высмотрит кто из княжичей, и впрямь сыграем свадьбу…

— Не обессудь, не время веселиться. Я сердцем чую, беда с ним приключилась.

Князь и Закон хотел было выпустить плеть, но рука уже впилась и будто бы засохла на рукояти.

— Какая

уж беда, коли женился? Мне весть была, жена его, царевна, трех чад принесла и снова на сносях.

— Где же то царство?

— Далеко в полуденной стороне, за тридевять земель.

— Ну что ж, пойду искать.

— Как же ты пойдешь? — засетовал государь, ища поддержки у бояр. — За высокими горами то царство! И нет прохода ни сухопутьем, ни морем или рекой.

— Забудь Космомысла и плыви назад, — наконец-то ожили и подхватили разумные бояре. — Да укажи, где будешь, чтоб в случае чего сыскать тебя. Коль явится Космомысл или весть услышим — пошлем. Как зовется твой остров?

Однако варяги, до отказа заполнившие причал, особенно женихи и невесты, покинувшие свои укрытия и схороны, так прониклись словом Краснозоры и так исполнились состраданием, что не послушали воли государя и бояр, а загудели сами по себе:

— Иди, ищи Космомысла! Лжет молва, не может он жениться, пока ты ждешь его! Не обманывает твое сердце! Ступай, что тебе горы, коли бессмертна! Найдешь дорогу!

— Я укажу тебе! — вызвался Сивояр. — Если возьмешь с собой!

— Ты знаешь путь в это царство? — спросила Краснозора.

— Как не знать? Ходил!

— Ну что ж, возьму! — Она взошла на хорс. — Ступай ко мне, варяг.

Но государь дорогу заслонил.

— Не смей!

— Посторонись-ка, Князь! — отчаянный варяг еще и засмеялся. — Стопчу ненароком! Я ныне богатырь!

— Стой, Сивояр! Я Закон над русами и тебя не отпускаю!

— Я сам себе закон, поскольку волен! — при этом храбрец толкнул плечом государя и двинулся к причалу.

У Путивоя свет померк в очах. Плеть выдернув из-за опояски, пока что неумело, наугад, он простегнул пространство и все-таки достал концом спины варяга. Кафтан парчовый, шелковая поддевка, рубашка белой папаломы — весь таржественный наряд был рассечен повдоль хребта и заалел.

И возглас изумления, взметнувшийся над толпой, был так же короток и громогласен, как если бы свершилось чудо.

Лишь на миг остановился Сивояр и голову нагнул, затем развернулся и будто вепрь уязвленный скакнул на государя, сшиб его наземь и задавил бы, а то и разорвал! Но городская стража и стрельцы Перуна подоспели, обвисли на руках, сковали ноги и приперли колычами с четырех сторон — не шевельнуться.

А государь вскочил, потряс плетью, сам гневный и восхищенный.

— Ну, кто еще проявит волю? Народ варяжский стоял безмолвно и неподвижно, будто пораженный перуновой стрелой. Не оторопь взяла и не испуг — остановилось Былое время вместе с щелчком бича, словно волна, отхлынувшая в море и дно обнажившая — так высока была. И зрели мореходы, еще не накатилась новая, еще не вызрела, но, бурная, уже вставала на окоеме.

И только поленица взирала на арвар с высот недосягаемых, словно богиня — бесстрастно, отрешенно, как все бессмертные…