Магический Сыск (Трилогия)
Шрифт:
Короче, окончательно даэ пришел в себя еще позже, когда царившее в комнате безобразие плавно подходило к концу. Открыв глаза, Реми еще немного посидел неподвижно, определяя такую банальную вещь, где тут пол, а где тут потолок. А еще – кто эти странные существа, сидящие на… хм… (и все же – где тут пол?), в окружении бутылок, стаканов и еще каких–то сопутствующих глобальной попойке предметов.
Не разобрался, но все равно решил рискнуть и, встав с подоконника, по наитию направился к как ни странно правильно определенной двери. Ботинок своих, отодвинутых Тацу в сторону, он, естественно, не нашел. Однако
После очередного тоста и плавного отбытия Реми, никем, к слову говоря, не замеченного, Дориан с ехидством посмотрел на собутыльника. Можно сказать, что ехидство его прямо–таки переполняло. Какое–то время Джейко пялился на эту картину и пытался самостоятельно найти ей объяснение, потом не выдержал и спросил:
– Что?
– Хочу стихи, – осклабившись, потребовал Эйнерт.
– Что?! – повторился – еще бы, столько алкоголя. – Тацу.
– Ты сказал тогда, на озере: «Хочешь, почитаю тебе стихи?»… или как–то так. Так вот! Хочу стихи!!!
На тот момент у Джейко не было никаких готовых стихов, но, как известно, Тацу не отступают, поэтому, какое–то время подумав, выдал:
Мы с тобой как два клинка,
Два меча, в бою живущих,
Как натянутая тетива,
Два кинжала, жизнь берущих.
Что нам солнце, что нам ветер?
Драку нам – вот мир и светел.
Голос твой – что взмах бича,
Я отвечу – сгоряча!
Ярость, вызов… бог с тобою!
Как легко играть словами!
Ты идешь ко мне с войною Я иду к тебе с печалью.
Ты бросаешь мне перчатку —
Снова бой – так интересней.
Милый мой – но как же больно:
Рядом – но с тобой не вместе.
Губ твоих мне не коснуться
И улыбку не увидеть.
Дайте, дайте мне проснуться,
Запретите ненавидеть.
Мне глаза твои – что боги,
Что всесильно правят миром.
Ненавистны и жестоки…
Только не поспоришь с ними.
Я отвечу, буду биться,
Это суть моя и слово.
Приговор судьбы суровой —
Мне с надеждою проститься.
Расплескался по рубашке
Красным маревом закат.
Милый мой, побудь со мною.
Знаю я, что виноват…
Дориан смотрел на однокурсника и пытался разобрать хоть что–то под маской шута и паяца. «Слишком хорошо ты играешь, Джейко. Где научился? Только не говори, что в Семье научили. Такие умения просто так не появляются».
– В смысле рифмы… да… Но так… чудесные стихи, – подумав, произнес он. Потом с невыразимой печалью в глазах и голосе добавил: – У нас кончился бренди.
С трудом Джейко собрал в кучку мозги и принялся обдумывать ситуацию. Хм… бренди – это проблема. Потом темные глаза Тацу засветились идеей, и он, соединив кончики пальцев, начал что–то нашептывать, то и дело сбиваясь с единого ритма. При нормальном раскладе результат колдовства мог быть каким угодно, но никак не задуманным. Однако, как известно, боги благоволят пьяным, влюбленным и дуракам. А уж когда два или даже три в одном… Так что когда Джейко разъединил пальцы и эффектно щелкнул ими, в воздухе появилась бутылка с бренди. Марка была другой, но тоже очень даже ничего.
На вопросительный взгляд Дориана Тацу поднял
– Заначка. – Потом помолчал и тихо добавил: – Правда, не моя.
Парни покатились со смеху.
Совсем развеселившись, Джейко поднял бутылку в пародии на тост и, запрокинув голову, опустошил ее примерно на четверть. Однако поднятые на Дориана глаза казались совершенно трезвыми. Правда, чересчур серьезными. Настолько серьезными, что они казались чужими на лице шутника и паяца Джейко. Он наклонился чуть ближе и, четко выговаривая слова, произнес:
– А каково это, Дориан, – быть убийцей?
Дориан отобрал у него бутылку, сделал неслабый такой глоток, задумчиво почесал подбородок. Не пора ли побриться?
– Мне сегодня просто ка–та–стро–фически везет на интересные вопросы.
Пожалуй, в другой ситуации Дориан послал бы любого с таким вопросом по далекому, но известному адресу. Но Тацу невесть почему решил ответить.
– Даже не знаю, как объяснить. Я как–то плохо представляю бытие нормального обывателя. Быть убийцей – это быть убийцей. Кто скажет, что это ужасно тяжело, совесть мучает, убитые снятся – не верь, такие валятся максимум после третьего задания. Рано или поздно ты забываешь лицо даже самой первой жертвы. Не верь тем, кто говорит, что это здорово, что тебя все боятся. Эти, может, и живут долго, но боятся правды: из нас вытравливают все чувства. Нет ничего, кроме пустоты. Пустота и ожидание. Ожидание, когда в этой пустоте раздастся глас Бога. И он начнет танец. Я – кинжал с отравленным лезвием, правда, оставшийся без рукоятки – не удержишь теперь.
Дориан пожал плечами. Еще глотнул бренди.
– А каково это – быть одним из Тацу?
Рассказ Дориана впечатлил Джейко. И он принял его, безусловно, как данность, как факт, без сочувствий или сожалений. Вопрос же Эйнерта поставил его в тупик. Джейко перехватил эстафету, отпил немного из бутылки и кивнул Дориану, отдавая должное хорошему удару. Каково это – быть Тацу?
Джейко поднялся, потянулся во весь свой немалый – хоть и порядком уступающий Дориану – рост. Снова отпил. И отошел к окну. На темно–синем, как ободок тацовских глаз, небе так же искрились звездочки. Каково это – быть Тацу?
Джейко улыбнулся, глядя в это невозможное синее небо. С него на парня смотрели темные очи сестры. И мамы. И братьев. И всех–всех его многочисленных родственников. Каково это – быть Тацу?
– Как ты сказал – я как–то плохо представляю себе бытие нормального обывателя? – повернулся он с улыбкою к Дориану. – Я всегда был Тацу. И всегда был среди таких же, как я. И у меня никогда не было ни малейшего желания, чтобы что–то было иначе… Трудно объяснить. Наша Семья… весьма специфическая… Большинство людей живут как бабочки–однодневки: они не помнят прошлого, не думают о будущем, а их настоящее проходит быстро. А в нашей Семье это не так. Жизнь каждого ее члена по большому счету направлена на усиление нашего могущества. Каждый Тацу – это кирпичик, а вместе мы – несокрушимая цитадель. И это происходит не против воли, а как бы… само собой. Основная масса моих родственников крутится в политике и экономике, но это не правило – это, скорее, характер. – Джейко улыбнулся, вспомнив желание тетушки сделать из него дипломата.