Магички
Шрифт:
На ней не было даже маечки, и лиловые ворсинки прилипли к острой груди и плечам. Катя прижалась так тесно, что Ольга чувствовала за неё — как грубая ткань рубашки охлаждает вспотевшее тело, забирает огонь. Она погладила острую лопатку и вздрогнула от двойного ощущения — от горячей спины и от ледяной ладони. Завиток светлых волос на шее пах виноградом, но не лиловым, цвета свитера, а зелёным — со сладостью мешалась кислинка, а вместо терпкости преобладала горечь.
Кажется, прошли часы, ягоды напитались солнцем и почти созрели, затихли женщины и гитары, но возникли какие-то новые звуки — постукивания, звоны и бульканье, будто волны начали, наконец, утекать в узкие трубы.
Ольга ждала продолжения, но прозвучавший голос оказался внезапным. Он был мужским и понятным.
— Выключи это!
Катя вздрогнула и исчезла из её рук, через некоторое время он замолчал, но было уже поздно, в спокойный и целостный мир, который они едва создали, вторглась чужая непобедимая тоска, птицы улетели на юг, унесли с собой тепло, а её — её бросили.
5
Стихотворение Дмитрия Оаерсхого «Ягода»
— Вода есть у тебя?
Катя протянула бутылку, Ольга жадно отпила, потом, не отрываясь от горлышка, пошла в ванную. Умылась, поискала полотенце, но отчего-то не стала погружать лицо в чужой запах и вытерлась полой рубашки.
Когда вернулась в комнату, Катя уже снова была в свитере, и от их химической близости не осталось ничего, кроме легкой тошноты.
«Сразу никто не уходит, — подумала Ольга, представив интонацию Винни-Пуха, — в гостях так не принято», — а вслух сказала:
— Да, забористый чаёк.
— У меня голова немного заболела, — пожаловалась Катя.
«Намёк понял».
— Мне тоже как-то… Кать, я вот что хотела спросить: твоя первая книжка у тебя есть сейчас? Я была бы счастлива взглянуть.
Катя утомлённо улыбнулась: писатели — современники читают чужие книги чаще всего по обязанности, если подрабатывают рецензиями, или из личной вражды, с наслаждением отыскивая в текстах соперников ляпы и неточности. И только очень хорошие друзья интересуются друг другом «по любви». Если Ольга попросила книжку, значит, не вся их сегодняшняя близость была наведенным мороком.
Она подошла к полке и достала симпатичный томик в белой суперобложке:
— Вот, у меня один экземпляр остался. Тираж несерьёзный, маленькое издательство, зато постарались и сделали красиво.
— Спасибо, дорогая, прочитаю и верну. Мне правда хочется узнать тебя лучше.
— Ох, обменяться первыми книжками — это почти так же интимно, как показать друг другу трусики.
— Извини, тогда я приехала сюда без трусов. Они рассмеялись, и Ольга ушла к себе.
Она думала, что сразу заснёт, но не смогла: стоило закрыть глаза, как под веками начинала полыхать и вертеться красная карусель, пришлось включить ночник и взять Катину книжку. Она называлась «Семь влюблённых кошек», но речь там шла не о животных, а об одной большой семье, которую возглавляла старуха, жесткой рукой управляющая своей младшей незамужней сестрой, несчастливыми дочерьми, внучками и всеми, кто неосторожно окажется поблизости. Это был женский мир, пропитанный обидами, самодурством, истероидной любовью — и глубочайшим животным взаимопониманием. Клубок кошек, вопящих, царапающихся, вылизывающих друг друга, не отличающих своих котят от чужих. Мужчины никогда не были для них целью и смыслом, а только средством.
Ольга не заметила, как прочитала треть, и оторвалась, только когда жажда погнала за водой. Всё-таки чай продолжал что-то делать с телом и сознанием, слова обретали плоть, но будто бы
Минуту или две смотрела, перевернула, прочитала надпись на обороте. Потом дотянулась до стола и очень осторожно положила фото на краешек, изображением вниз. Выключила свет, укрылась с головой одеялом и ещё для верности зажмурилась. Показалось, что у неё не одна пара век, а несколько, и она будто шторы опускала, закрывая одну пару за другой — плотней, ещё плотней, чтобы отсечь свет, разгорающийся снаружи, чтобы он не встретился с огнём внутри её головы и вместе они не взорвали рассудок к чертям собачьим.
На фото щурился некрасивый блондин с нервным ртом, показывающий неровные зубы в широкой улыбке. Он походил на Алёшу, а телефон на обороте совпадал с его телефоном, но Ольга очень сильно не хотела, чтобы это был его номер и чтобы лицо было — его, так сильно не хотела, что всё-таки заснула, прежде чем два сияния наконец-то сошлись.
Глава 7
Итак, женщина скверна по своей природе, так как она скорее сомневается и скорее отрицает веру, а это образует основу для занятий чародейством. Что касается другой силы души — воли, то скажем о женщине следующее: когда она ненавидит того, кого перед тем любила, то она бесится от гнева и нетерпимости. Такая женщина похожа на бушующее море.
По природе женщина лжива. Она лжива и в разговоре. Она жалит и ласкает в одно и то же время. Поэтому ее голос сравнивается с голосом сирен, привлекающих путников своими сладкими мелодиями и затем убивающих их. Они убивают, т. к. опустошают денежные мешки, крадут силу и заставляют презирать Всевышнего.
Проснулась, задыхаясь, вся мокрая от пота — ещё бы, под одеялом-то дышать нечем. Откинула его, жадно вдохнула и захлебнулась прохладным воздухом, почувствовала, будто по комнате прошел сквозняк, но это, скорее, отразился контраст с пододеяльной духотой. Нащупала кнопку ночника и тут же бросила опасливый взгляд на стол. Самая большая надежда сбылась: фотографии не было. На полу тоже. Значит, приснилось. Точнее, привиделось, проклятый чай невыносимо коварен, и всякий раз, когда надеялась, что уже отпустило, он возвращался новым витком галлюцинаций. Сейчас Ольга готова была поклясться, что у неё абсолютно ясная голова. Вот только не могла отделаться от ощущения, что за мгновение до её пробуждения в комнате кто-то был. Кто-то, пахнувший виноградом, кто-то, хватившийся улики.
«Не-е-ет». Опять погасила лампу, но без ужаса, просто легла на спину и, глядя в тёмный потолок, начала распутывать кружево, нитку за ниткой, отделяя бред от реальности, факты от домыслов. Рассудок будто обрадовался и сделался сияющим, как кристалл на Катином столе, — тот отражал множество предметов, которые в действительности находились в разных местах, но в его гранях оказывались рядышком, рождая новые сочетания и смыслы. Лиловое пятнышко легло рядом с белым, свеча озарила самый тёмный угол, высветив стакан и пепельницу, да… Ольге показалось, что проваливается в свой разум, как в кристалл, и она ухватилась за самое простое и бытовое. В Катиной книге, которую читала вечером, описывалась «кошачья» драчка — девчонки, собираясь на школьную дискотеку, не поделили брошку-бабочку, и одна из них от ярости швырнула в кузину чернёную бронзовую пепельницу, украшенную литыми фигурками собаки и крысы. Рассекла бровь, но дело не в этом. Ольга тогда мимоходом отметила редкую вещицу, виденную в курительной комнате — она и сама имела привычку стаскивать в текст всё, что попадалось на глаза. Но сейчас сообразила — первая Катина книга вышла в прошлом году, а в Ордене она, говорит, с весны.