Магистр
Шрифт:
Я невесело улыбнулся:
– А может быть, этот принцип Бытия столь же индивидуален, сколь и универсален?…
И, отвечая на удивленные взгляды своих собеседников, пояснил:
– На мой взгляд, Суть существования каждого человека заключается в поиске своего места в жизни. Если это место найдено – человек счастлив. И оно не обязательно должно приносить богатство, популярность, власть, обожание толпы… Оно просто должно быть твоим. Разве не встречаем мы несчастных богачей, кончающих жизнь в роскошных психиатрических клиниках, или властителей, заливающих свою тоску вином
Это и есть, по-моему, универсальная составляющая Сути Бытия.
– Но где же тогда ее индивидуализм?… – наклонил голову отец-ключник.
И ему негромко ответила Кира:
– А индивидуализм в том, что у человека в этом мире только одно место. Его место. И найти его – задача сугубо индивидуальная…
– Но должны быть какие-то универсальные законы Бытия!… – воскликнул отец-хранитель.
– О, их очень много, и все они крайне универсальны!… – рассмеялся я. – Например, «Мужчина должен выходить из-за стола голодным!». Чем не универсальный закон Бытия, где-то даже – его Суть!
Мы оглядели трапезную. Монахи давно закончили обед и тихо, не мешая нашей беседе, покинули зал.
– Вот вам еще одна иллюстрация к нашему разговору, – рассмеялся я, поднимаясь из-за стола. – Сколько из ваших монахов обрели Суть, просто придя в монастырь?…
Мы вышли во двор, и оба монаха, сославшись на дела, покинули нас. А мне настоятель предложила прогуляться по монастырю.
Еще находясь в своей пещере над тропой, я достаточно хорошо разглядел Поднебесный. С высоты он не казался особенно большим. Его стена, перегораживающая горный перевал, имела в длину не более тридцати метров и обоими концами упиралась в отвесные скалы. С другой стороны монастырь не имел укреплений – там невдалеке была Граница, и оттуда никто не мог подойти к нему.
Но оказалось, что взгляд с высоты передает далеко не все.
Основная часть монастыря располагалась в скалах, и коридор, по которому мы шли из кабинета настоятеля до трапезной, действительно позволял попасть практически в любое помещение.
Мы побывали и в памятной мне подземной зале, где проходили инициацию соискатели послушнического звания, и в сокровищнице монастыря, и в мастерских, где монахи отрабатывали положенный урок. Когда мы пришли в монастырскую библиотеку, я понял желание Лисьего Хвоста остаться в монастыре. Я бы и сам посидел в этой библиотеке лет так …дцать!
В общем, эта занимательная экскурсия продолжалась до самого вечера. После скромного ужина Кира попрощалась со мной, предупредив, что завтра необходимо встать до рассвета, и я в сопровождении одного из монахов направился в выделенную мне келью. Узкая жесткая постель в скромной небольшой комнатке показалась мне после каменного пола пещеры роскошным ложем. Спал я прекрасно, без сновидений и ворочанья.
Я проснулся, когда за маленьким окошком моей кельи было еще темно. И все-таки внутренние часы подсказывали мне, что пора вставать. Да и чувствовал я себя вполне отдохнувшим и полностью восстановившимся после моих тань-шаоских приключений.
Пора, пора мне было двигаться дальше. Я с наслаждением потянулся и вскочил с постели.
Утренний туалет занял у меня не более нескольких минут, и, проверив содержимое своего «походного мешка», я открыл дверцу кельи.
За порогом высилась фигура, закутанная в белое полотно монашеского плаща. Стоило мне показаться на пороге, как эта фигура наклонила голову и глухо произнесла:
– Следуй за мной, господин…
Я и последовал. Монах совершенно бесшумно двигался вперед, и через несколько шагов мы оказались в знакомом мне слабо освещенном коридоре. И через несколько десятков шагов, я заметил впереди закутанную с ног до головы в белое фигуру, в которой узнал настоятеля. Мы подошли, и мой сопровождающий, коротко поклонившись Кире, исчез в малозаметном боковом проходе.
Кира взяла меня за руку и молча повела за собой.
Мы шли довольно долго. Факелы, освещавшие коридор, стали попадаться все реже, а навстречу нам потянуло свежим, по-утреннему прохладным воздухом. Пространство каменного тоннеля, в который постепенно превратился вполне обжитой коридор, терялось в сгустившейся впереди темноте. Но в этот момент настоятель резко свернула за угол, и мы, словно вынырнув из осязаемого мрака, оказались в небольшой пещере с высоким сводом, освещаемой жемчужно-серым предутренним светом, вливавшимся через небольшое отверстие, расположенное невысоко от пола.
Настоятельница подошла к этому отверстию и слегка откинула свой капюшон, приоткрывая лицо. Ее глаза странно отсвечивали тусклым серебром, но я счел это причудами освещения, тем более что она сразу опустила их и заговорила тихим шепотом:
– За этим выходом находится сад камней… Выбравшись из пещеры, ты должен встать спиной к выходу и дождаться восхода солнца, и тогда на одной из скал ты увидишь Слово нашего монастыря. Действуя согласно завещанию, ты должен будешь пройти лабиринт… Больше я ничего не знаю.
Она снова бросила на меня свой странный серебристый взгляд.
Я выглянул в отверстие.
Передо мной расстилалась небольшая, окаймленная высокими горными пиками долина. Ее противоположный край ограничивали две отвесные скалы, между которыми зияла, словно прорубленная одним взмахом гигантского топора, расширяющаяся кверху трещина. Все пространство долины было завалено обломками скал, действительно складывавшихся в самый настоящий лабиринт.
– Откуда здесь столько обломков?… – невольно спросил я, оборачиваясь.
На меня из-под приподнятого капюшона смотрели широко открытые серебряные глаза. И тихий, ласково шелестящий голос прошептал:
– Говорят, это останки тех, кто пытался пройти лабиринт, но потерпел неудачу. Они сохраняют свою душу и завидуют каждому, кто пытается повторить их попытку. Они смертельно боятся чужой удачи, потому что в этом случае они рассыпятся песком, а их души поглотит Хаос. Поэтому они всячески мешают идущему по лабиринту…
Замолчав, она резким движением руки натянула капюшон поглубже, а затем, пробормотав: «Прощай…» – бросилась к черному провалу тоннеля и скрылась в его мраке.