Магистраль вечности
Шрифт:
Волки по-прежнему ссорились над убитым быком. Два-три грифа дерзнули спуститься вник, но волки их не подпустили. Тогда птицы отлетели на почтительное расстояние и сели нахохлившись в ожидании своей очереди. Солнце спустилось к самому горизонту. Близилась ночь.
Там на равнине лежала туша бизона, который во времена Буна стал ископаемым. А где-нибудь подальше бродили другие ископаемые — живые мастодонты, мамонты, дикие лошади, а может быть, и верблюды. Даже волки, пирующие над тушей, для людей двадцатого века — всего-навсего ископаемые.
Скорчившись подле самодельной жаровни, Бун не отрывал глаз от поспевающего
Поневоле припомнилось: когда он прыгнул во времялет вслед за Инид, то был под впечатлением, что они отправятся в будущее, а уж никак не в эпоху вымершего зверья и оживших ископаемых. Правда, драматизм последних секунд в Гопкинс Акре вышиб из головы вообще всякие мысли.
Возможно, в будущем и нашлось бы что-нибудь, что могло бы его заинтересовать, но здесь не было абсолютно ничего примечательного. Что там, в Гопкинс Акре, довелось узнать о будущем? Мир, где почти не осталось людей во плоти, — человечество сохранилось лишь как сумма бестелесных существ, единиц, чистого разума. Естественный отбор некогда сделал людей хозяевами планеты — зачем? Чтоб они в конце концов свели себя к какому-то квантовому существованию в виде пылинок, а может, и того мельче?
Еще одна радикальная перемена, подумал он. За без малого пять миллиардов лет своей истории Земля претерпевала множество перемен. Сперва возникали какие-то пустячные, на первый взгляда факторы, но в дальнейшем они приобретали значение, какого ни один сторонний интеллект не смог бы предвидеть, а когда осознал бы, оказался бы уже не в силах что-либо предпринять.
Даже если бы гигантские рептилии обладали разумом, им ни за что не догадаться бы, как и почему они вымерли шестьдесят пять миллионов лет назад. И многие другие формы жизни пришли к вымиранию, которое при всем желании нельзя было предсказать. Буну доводилось читать, например, что первое из великих вымираний случилось еще два миллиарда лет назад, когда первые зеленые растения принялись поглощать углекислый газ, насыщая атмосферу кислородом и неся тем самым гибель более ранним, более примитивным созданиям, для которых кислород был смертельным ядом.
Земля пережила множество эпох вымирания. Видов, погибших в прошлом, в сотни раз больше, чем выживших. И вот, наконец, в будущем — и не столь уж отдаленном — пришел, по-видимому, смертный час и для человечества. Нет, не совсем точно — человечество может и выжить, но в такой форме, которая исключает его дальнейшее влияние на развитие планеты.
А потом? Инид уверяла, что нашими наследниками выступят деревья, что они займут место людей, коли скоро с человечеством будет покончено. Идея, конечно же, смехотворная. Каким образом, благодаря каким качествам деревья смогут заменить людей? И тем не менее если уж искать наследников, то более подходящих, более достойных не найти. На протяжении всей истории деревья были друзьями людей, хоть сам человек был им и другом и врагом. Люди безответственно вырубали исполинские леса, однако другие люди в свой черед растили деревья, души в них не чаяли, а то и боготворили.
Одна из палочек, на которых держалось мясо, внезапно покачнулась, опрокинулась и упала на угли. Ругаясь на чем свет стоит, Бун выхватил ее из огня
Надвигалась темнота. Он уже еле различал волков, сгрудившихся над тушей. Небо на востоке зарумянилось — всходила луна. Когда мясо поспело, он все сложил горкой на рубаху и плотно завернул, выкопал ножом яму, спустил туда узелок с едой, заровнял, утрамбовал землю и уселся сверху. Теперь, сказал он себе, всякий, кто захочет отведать этого мяса, сначала должен будет иметь дело со мной.
Настроение приподнялось, он даже слегка гордился собой. Что бы ни готовил ему завтрашний день, сегодняшний завершился неплохо: пищи теперь хватит на несколько суток. Может, и не стоило тратить пулю, но сожалений по этому поводу он не испытывал. Выстрел даровал бизону быструю и достойную смерть. Не нажми Бун на спуск, волки одолели бы старого быка и принялись бы заживо рвать его на части.
А может, выпущенная пуля и не столь уж важна. С минуты на минуту вернется Инид и заберет его во времялет. Бун старался сосредоточиться на этой мысли, заставить себя поверить в нее, но, в общем, без успеха. Было вполне вероятно, что Инид вскоре вернется, и не менее вероятно, что никогда.
Защищаясь от подступающей ночной прохлады, он поднял воротник. Прошлой ночью у него было хотя бы одеяло, а теперь лишь то, что на теле. Задремав, он клюнул носом — и очнулся встревоженный. Да нет, тревожиться нет причин, вокруг все как прежде, все вроде бы в порядке. Он опять погрузился в сон, придерживая ружье на коленях.
А когда пошевелился снова — уже не спал, но и не вполне проснулся, — то обнаружил, что не один. По другую сторону костра сидел — а если не сидел, то казался сидящим, — некто целиком укутанный в одеяние наподобие плаща и накрывший голову конической шляпой, съехавшей так низко, что она скрывала лицо. А рядом сидел волк, тот самый волк. Бун узнал сразу и без колебаний: это волк, с которым он оказался нос к носу прошлой ночью. Сейчас волк улыбался, — право, никогда и слышать не доводилось, что волк способен на улыбку.
Уставясь на коническую шляпу, Бун спросил:
«Кто вы такой? Что это значит?»
Вопросы не прозвучали вслух. Бун обращался к себе, а вовсе не к этой шляпе. Да и нельзя было говорить в голос, чтобы не испугать волка. Но Шляпа ответил:
«Это значит, что все живые — братья. Кто я — в принципе не имеет значения. Здесь я присутствую в роли переводчика.»
— Переводчика? Но кому тут переводить?
«Тебе и волку.»
— Волку? Он же не говорит!
«Да, не говорит. Но думает. Он очень доволен и озадачен.»